Дважды невезучие

В мире нет мерила для любви,
Нет цены ни в жемчуге, ни в злате,
Коль клянешься в страсти на крови,
Речь не заведешь ты об оплате.
Если любишь, то со всей душой,
О любимом вечно думать станешь,
И не важно, если он плохой —
Важно, что его ты не оставишь.
В горести, а может, и в беде
О любимом ты забыть не сможешь,
Если с просьбой он придет к тебе,
Без сомненья – ты ему поможешь.
Без любви и жизнь нам не нужна,
Без нее все в мире нам не мило,
Только смерть стать истиной должна
Сердцу – что разбилось и остыло.
Потому сказать хочу врагам:
Если нужно, в бой пойду – не струшу,
Без остатка за любовь отдам
Тело, жизнь, судьбу и даже душу.

– Ты иди ложись, а то не выспишься! – предложила я после того, как песня закончилась. – А я еще тут посижу, подумаю…

– Одна, ночью, на кладбище? – почти ужаснулся Зорган.

– И чего в этом такого? – удивилась я. – Кладбище-то нам почти родным стало… – Сама не знаю почему, но сейчас я испытывала острую потребность остаться в одиночестве, такую навязчивую, словно она была подсказана мне кем-то извне. – Ступай…

– Хорошо! – согласился виконт угадав, или вернее – интуитивно почувствовав мое необычное состояние. – Но если вдруг испугаешься, то кричи!..

– Зачем? – хмыкнула я, взглядом провожая его стройную фигуру, удаляющуюся по направлению к сараю и красиво выделяющуюся на фоне зеленоватых болотных огоньков. – Ведь дорогу обратно я знаю, а покойников не боюсь…

– И правильно, чего нас бояться? – неожиданно раздалось у меня за спиной…

Я охнула, порывисто оглянулась и шокированно свалилась с обломка надгробного памятника…

На моховой кочке сидела приземистая, полная старушка, по внешнему виду – мертвее некуда! Серая рыхлая кожа покрыта струпьями и отмечена следами разложения, ногти на руках – почернели, глаза – ввалились, а тело покойницы скрывает саван из самого дешевого полотна, испачканный землей и тиной. Зато на голове старушки красуется венок из повядших лютиков, придающий ее облику толику кокетливости.

– Здравствуйте! – довольно бодро выдала я, после того как справилась с изумлением, поднялась с дерна и взгромоздилась обратно, на свое прежнее место. – А вы случайно не заблудились?

– Не-а! – довольно невнятно прошамкала покойница, скованно двигая нижней челюстью, аккуратно подвязанной белым платком. – Я – дома, вот почуяла свою и вышла поговорить…

– Меня? – оторопела я. – Я для вас – своя?

– Ага! – согласно кивнула старуха. – У тебя тоже есть охранитель! – И черный палец мертвячки многозначительно поднялся до уровня моей груди.

– Ну-у-у… – растерянно протянула я, но тут же вспомнила о кукле Злючке, прижившейся у меня за пазухой, и вовремя захлопнула рот. – Ну да!

– То-то же! – довольно констатировала старуха. – Ты скоро к реке пойдешь, найди в ней мою дочку-невесту, привет ей передай.

– Найти в реке? – осторожно уточнила я, не веря собственным ушам.

– Точно! – хмыкнула старуха. – Рек у нас много, зато невеста – одна…

– Хм… – задумалась я, абсолютно ничего не понимая. Если оная невеста проживает в реке, то она либо русалка, либо утопленница, что ничуть не лучше. Получается, одна мертвячка просит меня передать привет другой мертвячке? Ну и дела!

– Обещаешь? – между тем не отставала покойница.

– Обещаю! – покорно кивнула я, ибо мне не оставалось ничего иного. Меня с детства приучили: стариков нужно уважать, а о мертвых нельзя говорить плохого, только хорошее. И раз уж мне повстречалась старая покойница, то ничего не попишешь – придется исполнять ее указание, каким бы нелепым оно ни казалось…

– Ты теперь спать ложись, ибо утро вечера мудренее, – напутствовала меня старуха, а я послушно поднялась и поплелась в сарай, весьма уставшая от обильных впечатлений сегодняшнего дня.

Я даже ни разу не оглянулась, а потому не увидела, как покойница довольно рассмеялась, проворно вскочила, обернулась вокруг своей оси и превратилась в статную женщину, облаченную в черный, расшитый серебром плащ…

Глава 4

– Просыпайся, княжна! – Чья-то крепкая длань бесцеремонно трясла меня за плечо, насильно выдергивая из сонного царства. – Пора!