Дважды невидимый фронт. Ленинградские чекисты в тылу врага

Каждую из девушек в отдельности вывезли к месту перехода линии фронта, где они показали маршрут, коридор и посты охраны. После этого им было предложено сотрудничать с немецкой разведкой, на что они дали свое согласие.

Вербовку Егоровой немцы оформили подпиской — в связи с тем, что ей сразу дали задание: тем же маршрутом перейти линию фронта, явиться в Особый отдел, где рассказать о благополучном прибытии в Широково к матери, а затем сообщить подготовленные немецкой контрразведкой данные о дислокации поблизости деревни Широково немецких воинских частей. Полагая, что советская разведка пошлет Егорову обратно в немецкий тыл, немцы дали ей задание приобрести и доставить образец продовольственной карточки, а также собрать данные о доставке военных грузов и воинских частей Красной Армии паромами на пристань Лебяжье и о строительстве новых причальных линий.

Егоровой был дан пароль «Розен-33» для прохода через линию фронта и обратно. О намерении немцев послать ее в Лебяжье она рассказала Алексеевой, которая, желая вернуться на нашу территорию, обратилась к Бруно с просьбой послать ее вместе с Егоровой, мотивируя это желанием повидаться с матерью. Однако Бруно отклонил просьбу, не веря в ее возвращение, хотя и не исключил вероятности того, что в дальнейшем, когда Егорова вернется, пошлет их вдвоем.

Затем Бруно и Шмидт на автомашине доставили Раю в совхоз им. Кирова. Там они сделали остановку для последнего инструктажа, детали которого Шмидт должен был получить по телефону в местной комендатуре. По возвращении из комендатуры он переговорил с Бруно по-немецки, и автомашина отправилась обратно в Сиверский. На вопрос Егоровой, что происходит, Бруно пояснил, что ее переход в советский тыл не санкционирован начальством по причине опять же недоверия.

Вероятнее всего, немцы действительно отказались от первоначального плана послать Егорову в наш тыл и решили держать девушек в качестве приманки, не без оснований полагая, что советская контрразведка все-таки проявит к ним интерес.

По возвращении в «Корниловскую дачу» Егорову и Алексееву развели по разным местам: Раю оставили в доме, где находились служебные кабинеты немецких офицеров, а Алексееву поместили в комнату на первом этаже дома, в котором размещались разведчики из числа военнопленных и Кирсанов. Дома эти находились за 200 метров один от другого и были разделены оврагом с ручьем, так что девушки не могли общаться между собой без разрешения.

За время пребывания в разведпункте они виделись всего два раза: один раз в бане у «тети Нюры» в декабре 1941 года, второй раз — в январе 1942 года, когда Рая посетила Валю вместе с начальником канцелярии Кнопом. Немцы не рекомендовали Егоровой общаться с подругой, полагая, что та отрицательно влияет на нее. За пределы территории девушки вообще не имели права выходить. Послабление было сделано для Алексеевой, и только для того, чтобы она могла носить белье немцев и эстонцев в стирку «Нюре» (Лянгузовой). Вскоре обе вступили в интимные отношения с сотрудниками разведпункта.

В апреле 1942 года на смену Шмидту прибыл капитан Борис Рудин, 40 лет, давнишний приятель Кнопа. Хотя Рудин был и выходцем из белоэмигрантской семьи, но русским языком владел слабо. Егорова продолжала обслуживать теперь уже нового начальника штаба, который жил в отдельно стоявшем доме, ежедневно носила ему с кухни завтраки, обеды и ужины, убирала помещение, приводила в порядок форму проживавших на втором этаже офицеров и, как бы выполняя задание Особого отдела познакомиться с кем-либо из немецких разведчиков высокого чина, вступила в интимные отношения с Рудиным.

По причине царившей в разведпункте обстановке борделя Рая и Валя знали весь его постоянный и переменный состав. Валя постоянно общалась с немецкими разведчиками из числа советских военнопленных, участвовала в совместных лыжных пробежках, играла с ними в волейбол. По поручению Кирсанова перед выброской разведчиков в советский тыл шила для них варежки, вязала носки. Знала об их ходках и успешном возвращении и следовавших за этим наградах и поощрениях.

Рая наперед знала о предстоявших забросках разведчиков в советский тыл, даже хотела с одним из них, Емельяновым Виктором, передать оказией консервы и письмо в Ленинград, своей сестре.

От этой идеи ее отговорил сам разведчик, объяснив, что если его задержат, у сестры могут быть неприятности.

К началу 1942 года Егорова и Алексеева уже не представляли интереса для абвера и рассматривались как отработанный материал. К тому же советская контрразведка даже не обозначала попытки, кроме случая с заброской Белоусова, выйти на контакт с ними. Вреда же и хлопот от их пребывания в разведпункте было больше, чем сомнительных выгод от их присутствия в нем в качестве приманки.

В конце февраля 1942 года Кирсанов вывез Алексееву в Псков, где ее определили на работу в бензозаправочную часть. 27 июля из разведпункта убрали и Егорову.