— Не беспокойтесь Всеволод Никитич. Ещё разберёмся с ними до конца. Бабуля — молодец, случай использовала хорошо и отец того подлеца, сам не меньший подлец — вылетел со службы, как пробка из бутылки, но недавно попытался отомстить. Раз враг не успокоился, его надо успокоить. Не так ли гласит армейская мудрость?
— Так и есть, только когда его добьешь, и на Рейхстаге напишешь — руинами удовлетворён, только тогда можно спокойно вздохнуть и вернуться к мирному труду.
— Давайте, соберём остатки ужина и вынесем на балкон, чтобы не испортилось в тепле, а сами будем готовиться ко сну. Завтра опять будет много работы. Хотя нас по причине возраста от неё стараются оградить. Но и здесь надо немного прибраться, чтобы не оставлять следующим жильцам мусор. Да и у меня есть пара просьб, по помощи в немецком языке. Можем начать сегодня вечером и продолжить завтра. Есть несколько песен, я их помню, но по-немецки я «nicht verstehen»[138]
.— С такими-то талантами, и не понимаешь? Никому не говори, а то засмеют.
— Так мы тогда и подошли к немецкой студентке, чтобы попросить помощи в освоении немецкого языка, когда эти придурки на нас напали. А как вы смотрите, на то чтобы нам заехать в гости к той немецкой студентке, и вы поговорите с ней и другими студентами. Им будет приятно. А может попробовать поискать наших родственников в Германии, если конечно они живут в ГДР. Мы так очень хорошо с ними общаемся, по-дружески. Как было сказано «сын за отца не в ответе».
На следующее утро в квартире было так свободно, что впору бы играть в казаков-разбойников, но мне ещё не возраст, а прадеду уже не возраст. Да и сил у нас нет на такое. Находились и устали за эти дни. Даже нет сил — прибрать, и то там, то тут валяются обрывки веревок и газетные листы, постеленные на пол, чтобы не сильно запачкать его при выносе мебели и всего остального.
Это уже любезность к новым жильцам квартиры, чтобы им не начинать с утомительного отдраивания паркетного пола. Им ещё и свои вещи заносить, и потому думаю, что газеты не стоит убирать. Так что приберу всё остальное, мне это по силам и не надо сильно наклоняться при моём-то росте.
Послезавтра должны зайти новые жильцы, и если всё в домике будет нормально расставлено, то мы передадим им ключи от квартиры. Пока, они оформляют ордер на неё. И потом смогут полностью вселиться. Что им не понадобится, уже выкинут сами.
А я бы ничего и не стал выкидывать, кроме грязных газет с пола. Ящики сложить на балконе, да и хранить в них некоторую домашнюю утварь, пока всё не расставится по местам. Но это уже их дело. Но обычно народ ничего не выкидывает, а всё пристраивает в хозяйстве. Большинство ещё не забыло, как работать руками и сколотить что-либо из подручных материалов. В школе на уроках труда этому всех учат. И на токаря, и на слесаря. А для наших советских людей зарисовка Джерома К. Джерома, как дядюшка Поджер забивал гвоздь[139]
— совсем неактуальна.Пока я собирал прочий мусор и складывал в ведро, прадедушка подогрел завтрак, и мы по-походному позавтракали на ящиках. Затем, продолжили разбираться с текстами песен, и Всеволод Никитич сильно смеялся с моего произношения. Но с трудом слова всё-таки разобрали, и он даже прикинул перевод на русский. Я прочитал, и не впечатлился. Средненькие тексты, но и черт с ним. Экзистенциальный бред, и лучше не понимать этих текстов. Но «Feuer frei!» пришлось сразу отбросить, нет смысла напоминать о трудных временах во взаимных отношениях, а из текстов могут понять, как намек на фашистское нашествие, и оставим это на русском языке для внутреннего использования.
Тогда взялись за «DuHast», там текст много интересней и идёт противопоставление женского и мужского взгляда на жизнь, где девушки поют прекрасными голосами — да, там мужики грубо орут — нет. А еще мы перевели «Mein Herz Brennt»[140]
и она понравилась больше всего.Наверно это будет номер один, потом «Ich Will» для разогрева и чтобы публика наоралась, а дальше все прочие.