— Предлагаю поставить три машины у центрального входа в отель, а два экипажа на бульваре у заднего двора. Я со своими людьми зайду через черный ход по лестнице. Твои люди в фойе должны заблокировать лифт. Выезжаем в половине пятого вечера. Операцией руководишь ты. Мое дело — захват и арест.
— Можно и покомандовать, конечно. Но захват и арест проводи сам! — категорично добавил комиссар. — Чует мое сердце, добром это не кончится. Письменного приказа нет. И кому потом докладывать?
— Договорились, — перебил его Янош. — Напоминаю: выезд в половине пятого.
Яноша страхи комиссара волновали меньше всего. Уж он-то знал, кому докладывать.
Избавиться от Алекса Настя попыталась еще во время паспортного контроля, потому что, вопреки утверждению Бурта, ее внезапный попутчик оказался весьма словоохотливым и всю дорогу под видом ухаживаний пытался ее подтолкнуть к разговору о «Денирс», точнее — к организации системы безопасности, о чем Настя имела весьма смутное представление. Уловив, что Алекс наслышан о Вилли Боне, она его к нему и адресовала, объяснив, каким образом записаться к нему на прием.
Настя слушала Алекса вполуха, все время пытаясь вспомнить, где она видела Вадима Бурта. А Настя в этом не сомневалась — память на лица у нее была фотографическая. Но где?
Когда вышли на улицу, Алекс вдруг резко потерял к Насте интерес и заторопился к поджидавшему его черному «Мерседесу», даже не предложив подвезти ее до города. Впрочем, именно это Насте и было нужно. Дождавшись, пока Алекс отъедет, она кинулась к белому «Опелю», который приметила сразу же, как только вышла на улицу.
— Вы Настя? — спросил молодой парень в кожаной куртке, стоявший рядом с машиной.
Она кивнула. Парень вложил в ее руку ключи и растворился в толпе.
Не выпуская из виду «Мерседес», затормозивший перед шлагбаумом у выезда с территории аэропорта, Настя двинулась следом за ним, рассудив, что засечь ее Алекс до поры не сможет, потому что он не догадывается о белом «Опеле». Держалась она поодаль, между ними было несколько машин. Когда въехали в город, Настя бросила взгляд на часы: было четыре часа по местному времени.
«Мерседес» вел себя странно. Добравшись до центра города, он пересек мост через Дунай, повернул направо и устремился вдоль набережной. Доехав до еще одного моста, он свернул на него и вернулся на ту же сторону реки, покружил вокруг площади и остановился около банка «Globus».
Настя притормозила на противоположной стороне площади, откуда ей хорошо было видно, как Алекс вышел из машины и скрылся за стеклянной дверью банка. Пробыл он там недолго, максимум минуты три-четыре. Выйдя, Алекс нырнул в машину, проехал вдоль Дуная и принялся петлять по узким улочкам.
Настя ехала следом, стараясь особенно не приближаться, но и не отставала. Вывернув на бульвар, «Мерседес» на несколько секунд остановился у центрального входа в отель «Москва» и уехал, оставив на тротуаре Алекса. Оглядевшись по сторонам, тот вошел в гостиницу.
Обнаружив, что припарковаться у гостиницы невозможно, Настя медленно поехала вокруг здания, заметила с противоположной стороны хозяйственный двор, в который вел еще один выход из гостиницы, нашла свободное место для «Опеля» и припарковала машину. Затем обошла отель, перешла на другую сторону бульвара и уселась в удобное кресло уличного кафе. Отсюда центральный вход был виден как на ладони.
Настя с любопытством разглядывала снующих мимо людей. По сравнению с англичанами венгры выглядели мрачновато и озабоченно. Многие тащились по бульвару пешком с тяжелыми сумками и чемоданами, и Настя как истинная жительница Лондона пришла к выводу, что у них просто нет денег на такси. И тут, глядя на сумки, она вдруг вспомнила, где видела Бурта. Это был тот самый Вадим, который помогал им с мамой тащить чемоданы в Шереметьево и вместе с ними эмигрировал в Израиль. Именно он! Только располневший и постаревший.
Плохие предчувствия одолевали Игоря с самого утра. Он и сам не мог понять, откуда они взялись. И раньше никогда не мог. Они всегда появлялись неизвестно откуда и невесть куда уходили.
Но за годы работы он привык внимательно прислушиваться к своим ощущениям. Нет, он их не анализировал. Как правильно заметил Володя Петров, машине думать не положено. Просто ощущения и инстинкт стали частью профессии.
«Я стал зверем, — вдруг с горечью подумал Игорь, — они тоже живут инстинктами».
И еще одно открытие его поразило: он вдруг стал видеть себя со стороны! Раньше никогда такого не было. Он, как робот, запрограммирован на определенные действия и достижение результата. Анализировали и оценивали его действия другие люди. А тут словно какое-то окошко пробилось в стене сознания. Новые впечатления и радовали, и огорчали, потому что далеко не все, что вдруг увиделось, ему нравилось.