Дважды украденная смерть

Он взял бинокль, принялся крутить окуляры по своим подслеповатым глазам.

А Гриня тараторил, захлебываясь:

— Он полз, полз, сейчас отдыхает, а за пазухой у него чего-то натолкано...

Макар, наконец, поймал в окуляры того, на кого указывал сын. Рябое его лицо выразило максимум сосредоточенности.

Тараска в это время уже подкрался к своему огороду. Полицай увидел, как, достав из-за пазухи что-то блестящее, сунул в приметное место, замаскировал и поднялся во весь рост.

— Гильзы, наверно, нашел где-то, — равнодушно вымолвил Макар, но тем не менее стал спускаться вниз.

Серьги дома не оказалось — одна мать хлопотала по хозяйству. Донельзя довольный Тараска выставил на стол банки. Молча и солидно он вытащил из печурки нож.

— Это еще что такое? — не выдержала мать. — Ты чего это принес, откуда?

— Не видишь, тушенка говяжья.

Тараску распирало самодовольство, говорил он с расстановкой, не торопясь, как взрослый.

— А ну брось! — чуть не закричала мать. — Может, это мины какие!

— Ну не видишь что ли, корова нарисована. Какие мины?

Мать осторожно взяла банку в руки. Действительно, на ней была нарисована корова, и по-русски было написано: «Говяжья тушенка».

— Где взял?

— В лесу нашел, где еще...

— А, может, все же обман какой... Начнешь ее потом колупать, а она взорвется. И почему по-нашему написано, не по-немецки? Нашей-то тушенки уж два года не видал никто...

— Да я, знаешь, сколько ее нашел? Всей деревне хватит, — не утерпел Тараска. — Вот посмотри, какая мина.

И он с размаху ударил кулаком по ручке ножа. Нож прорезал жесть, кончик его вошел в содержимое банки.

— Во, понюхай, какая мина, — с торжеством протянул Тараска банку матери. — Вкусно как пахнет!

Но мать только и успела, что понюхать. По двору уже топали два полицая. Рябой Макар и Кутура. Схватив банки, Тараска сунул их в старые валенки.

— День добрый, — миролюбиво произнес Макар.

Мать недоверчиво глянула на непрошеных гостей.

— Может, кому и добрый, а у кого пообедать нечем...

Кутура вертел головой, выглядывая что-то. Макар поманил пальцем Тараску.

— Поди сюда.

— Ну? — Тараска настороженно зыркнул на рябого.

— Попытать хочу тебя...

— Пытайте, я не глухой...

— В лесу был?

— Ну...

— Что принес оттуда?

Недоброе чувствуя, екнуло сердце у матери. Сжался от страха Тараска. Буркнул еле слышно:

— Ничего не принес. За щавелем ходил.

— Ну и где твой щавель?

Это вмешался Кутура. Голос ехидный, насмешливый.

— Сейчас я, — сказал рябой и вышел из избы. Тараска посмотрел ему вслед и чуть было не рванулся вдогонку. Словно поняв его намерение, Кутура цепко ухватил его за руку, придавил к табуретке:

— Сиди.

Вернулся рябой Макар, неся, как чурки дров, банки с тушенкой. Полицай бросил их на стол, одна банка скатилась, стукнулась об пол.

Тараска сидел, опустив глаза вниз. Мать с недоумением оглядывала всех.

— Вот это да... — протянул Кутура насмешливо. — А только плакалась, что пообедать нечего. Такой тушенки у нас и старшой не ест, да и не всем господам немцам перепадает... Советская еще, довоенная. А ну, гаденыш, говори, где взял?! — рявкнул он вдруг, вцепившись в плечо Тараски.

— В лесу нашел, — потупившись выдавил Тараска. — Полез да провалился, а они лежат под кустом...

— А булки, на деревьях там не росли? — скривившись в ухмылке проговорил Кутура. — Может, еще шиколад с какавой там лежали...

— Скажи, тебе же лучше будет. Все равно узнаем, — вмешался рябой.

Мальчик уже не питал никаких надежд на благополучное окончание всей этой истории, понимая только, что кроме возможности оттянуть время, у него никаких способов избавиться от своих мучителей нет.

Кутура поднял упавшую банку, внимательно осмотрел ее со всех сторон, даже понюхал.

— Как только что со склада. Даже смазка сохранилась. Говори, где взял? — вдруг заорал он, замахнувшись на Тараску банкой.

— Не дам бить! — закричала мать и заслонила сына.

— Погодь, Кутура. Погодь... Он и так скажет.

Рябой положил руку на голову мальчика.

— Скажешь ведь, а? Если скажешь, все банки тебе отдадим. Отдадим ведь, а, Кутура?

— Нехай берет, — с мрачной ухмылкой подтвердил Кутура. — Если скажет только...

— Я же сказал, что под кустом нашел! — чуть не плача крикнул Тараска.

— Под кустом, под кустом... Заладил свое...

Рябой сел, забарабанил пальцами по столу. История, конечно, темная. Может, мальчишка и не врет. Конечно, это не сорок первый год — тогда всякого добра было везде набросано, а сейчас каждая корка — подобрана. Может, партизаны какой склад откопали, а все унести не могли, припрятали.

Тогда все равно за этим местом понаблюдать надо, придут, голод не тетка. Надо мальца попытать, чтобы указал тот куст, да сделать у него засаду.

— Вот что, малый. Чтобы мы тебя в комендатуру не водили, покажи нам тот куст, под которым те банки сховал кто-то. Только без обмана. Тогда и банки оставим тебе, жалко нам что ли...

— Чего его, Макар, уговаривать! — Кутура, которому это топтанье на месте надоело, — опять перешел к решительным действиям. — Берем его, да к старшому. Пускай тот решит...

Рябой пропустил мимо ушей высказывание своего напарника.

— Так покажешь нам куст?

— Не помню я, — захныкал Тараска.