Дважды украденная смерть

Лишь угадывая присутствие своего провожатого, по слуху следя за его перемещением, Евсеев медленно продвигался в кромешной тьме. Больше всего он боялся наткнуться на что-нибудь такое, что, загремев, обнаружило бы его присутствие. «Какая-нибудь консервная банка может наделать шуму на всю церковь»...

От страшного крика, который донесся откуда-то сверху, потом сбоку, снизу и мгновенно оборвался, содрогнулись оба. Евсеев рванулся вперед, включив фонари. Туда на крик!

Поток света вырвал из мрака стены, углубления ниш, своды. Капитан нащупал лучом каменные ступени узкой лестницы, ведущей вверх. Опережая своего спутника, он бросился к этим ступеням, стал взбегать по ним. Первый марш лестницы заканчивался небольшой площадкой. Под прямым углом вставала за ней арка входа, за которой начинались новые ступени. На этих ступенях, словно привидение, возникла фигура человека, который, выставив ладони вперед, инстинктивно пытался укрыться от ослепляющего света, бьющего в лицо. Парализованный страхом, он не мог сообразить, куда кинуться. Спустя мгновение, его уже держали.

— Ведите его к выходу! — приказал Евсеев.

Человек не сопротивлялся. Он был напуган, ошарашен, и, кажется, не столько встречей с оперативниками, а больше тем, что произошло где-то там внутри храма.

Подсвечивая себе фонариком, Евсеев двинулся по лестнице дальше. Следующая площадка представляла собой тупик. Но, пошарив лучом по стенам, капитан обнаружил на внутренней стороне, на высоте примерно сантиметров в семьдесят, подобие двери, скорее лаз, за которым опять начиналась лестница. Конца ее фонарик не просвечивал. Капитан замер, напрягая слух. Продвижение вперед было сопряжено с риском. Он обнаружит себя фонариком, а где гарантия, что из-за неосвещенного угла не обрушится ему на голову какой-нибудь тяжелый предмет? Без фонарика тоже нельзя: улетишь в какую-нибудь дыру, костей не соберешь... Может быть, тот, кто кричал, сорвался? Или... Сейчас придет Амиров, надо посоветоваться с ним.

Тот подал голос откуда-то снизу:

— Товарищ капитан, у храма несколько выходов. Они могут уйти через них!

Евсеев понял, что в таком случае обыскивать храм бесполезно. «Мотоцикл!» — мелькнула мысль. Он сбежал вниз, метнулся к выходу. И тотчас услышал голос Рафика:

— Стой! Стрелять буду!

Отчетливо стал слышен удаляющийся топот бегущих. Туда, в направлении к мотоциклу.

— За ними! — бросил капитан в темноту и, доставая на ходу пистолет, пустился вдогонку. Амиров присоединился к нему. Камил и Рафик, остались с задержанным.

Преимущество было у убегавших. Ясно, что у мотоцикла они окажутся раньше. Вот уже послышался характерный звук, издаваемый педалью заводки при качании. Потом заводивший сообразил, что достаточно просто дать машине покатиться под уклон, включив скорость, потому что послышались хлопки цилиндра — не успевшая остыть машина сразу завелась. Перекрывая треск мотоциклетного двигателя, хлопнул выстрел: капитан разрядил свой пистолет в звезды. Убегавших выстрел только подстегнул. Тот, что вскочил в седло водителя, дал газ, движок взревел, как на гонках. Капитан выстрелил еще раз. Стрелял он теперь не для беглецов: надо было привлечь внимание водителей своей группы. Поймут, насторожатся, услышав шум мотоцикла, догадаются перекрыть дорогу.

Они догадались: развернули машины так, что объехать их было невозможно. К тому же беглецы поздно заметили препятствие: ехали без света — и чуть было не врезались в машины. Водитель мотоцикла резко крутанул руль и наскочил на камень, лежащий на обочине дороги. Удар пришелся по ноге, машина завалилась набок. Вылетевший с заднего сиденья пассажир, поднявшись, попытался бежать, но оперативники уже подоспели. Водитель мотоцикла, похоже, сломал ногу. Он стонал с подвыванием, обхватив колено и скрючившись на траве. Рафик подвел третьего задержанного. Поочередно осветив фонариком каждого, Евсеев понял, что Ашота среди них нет. В раненом узнал того, которого видел на перевале, в Северном приюте. Двое других — незнакомы. Не было низкорослого. Отсутствовал и хозяин дома.

— Где Ашот? — резко спросил капитан. — Где остальные? Кто кричал?

Тот, к кому он обратился, молчал, шевеля губами. Молчал и тот, которого схватили в храме. С раненым вообще было бесполезно говорить.

— Ладно, давайте их всех по машинам, — распорядился Евсеев. — Раненого — в больницу. Этих двоих — в камеру. Утром разберемся. Мы с Амировым вернемся: надо искать Джугамишева. Доедете до больницы, скажите, чтобы прислали «скорую». Чует мое сердце — есть пострадавший: от удовольствия так не кричат. Ну и, конечно, пусть высылают подмогу.

Когда красные фонарики автомобилей растворились в темноте, Амиров посветил на мотоцикл:

— Этот так и оставим?

— А куда он денется? Приедут ребята, разберемся. Пойдемте в храм. У меня дурные предчувствия.