Дважды умерший

— Да, так надо было. Собрав необходимые средства, я начал заказывать приборы и приступил уже к некоторым опытам, как вдруг в моей квартире произвели обыск. Хотя я и знал, что с 1905 года числюсь в охранке, как один из самых опасных, и постоянно нахожусь под негласным надзором, но не думал, что дело дойдет до обыска. Мои заказы диковинных приборов, по-видимому, возбудили подозрение. К счастью, в руки олухов, производивших обыск, не попало ничего ценного.

Вскоре началась война, строгости увеличились. Мои грандиозные работы не могли остаться без внимания, и я рисковал, что их истолкуют превратно. Нужны были героические меры, и я пошел на них… Я написал прошение, раскаялся в юношеских ошибках (так называл я то, что составляет основу моего мировоззрения) и предложил работать на оборону. Тут же я представил проект своего изобретения, — противогазовой маски. Мне поверили, согласились на все условия, которые я поставил…

И вот теперь, под видом работы на оборону, я продолжаю свои исследования совершенно спокойно, под надежной защитой полиции…

— А твоя ручная граната и автоматический сбрасыватель бомб с аэроплана?

— Кость — брошенная собакам. Время от времени нужно, действительно, что-нибудь изобрести для них, а то доверие может пошатнуться. Мне тяжело создавать орудия истребления, но… лес рубят — щепки летят. Опять повторю: цель оправдывает средства… Теперь пойдем. Я покажу тебе некоторые опыты с «Омега-лучами», как назвал я один из типов открытых мною излучений.

IV

Комната, в которую мы вошли, была уставлена множеством разнообразных приборов. При свете яркой электрической лампы весело поблескивали и отливали всеми цветами радуги их стеклянные и металлические части.

Прямо против двери тянулась через всю комнату длинная труба — шириною в полметра, сделанная из какого-то полупрозрачного вещества.

Кипарисов молча указал на стул. Я сел и внимательно следил за его движениями.

Сначала он наладил хитроумные и помещавшиеся на одном конце трубы, затем принес из соседнего помещения клетку с голубем, и, привязав птицу к особому выступу на другом конце трубы, он закрыл отверстие заслонкой из того же полупрозрачного вещества.

Обращаясь ко мне, он сказал: следи за ее судьбой.

Он нажал пуговку, похожую на кнопку электрического звонка. Через мгновение голубь исчез. Он как бы растаял в воздухе, и только через небольшое отверстие наверху трубы устремилось в вытяжной шкаф туманное облачко…

— Я направил лучи, обладающие энергией, равной одной пятитысячной той, которую может создать этот небольшой аппарат, проговорил он. — Результат ты видел…

Я вскочил. Меня трясло, как в лихорадке.

— А если направить пучок лучей полной силы, то…

— То все, встречное на протяжении до ста километров будет уничтожено, распадется на атомы.

* * *

Я сидел у него в кабинете и молча курил. Кипарисов ходил взад и вперед, сложив за спиной руки, как это он всегда делал еще во времена юности.

— Что же дальше? — спросил я. — Что думаешь ты теперь делать?

— Вот об этом я и хочу посоветоваться с тобой, — отвечал он.

— Самым естественным, казалось бы, предоставить это изобретение русскому правительству, — начал я.

— Ни в коем случае, — быстро обрезал меня Кипарисов. — Моя работа не должна служить империалистическим целям. Я не хочу, чтобы при помощи моих лучей один народ поработил другие.

Нет, не для этого я столько работал, не для этого не спал ночей…

Я положительно теряюсь и не нахожу никакого исхода.

«Омега лучи» должны служить прежде всего для прекращения ужасной бойни, именуемой «второй отечественной войною».

Но как, как это сделать?.. У меня прямо сумбур в голове…

Кипарисов начал предлагать один за другим различные планы, совершенно фантастические и неосуществимые.

Я сидел, курил, в голове в дикой пляске кружился хоровод мыслей… Было совершенно очевидно, что Кипарисов натворит непоправимых глупостей со своими лучами.

Кипарисов неожиданно остановился и беспомощно развел руками.

— Пока я работал, — я думал, что смогу совершить чудеса с моими лучами, а теперь, когда открытие сделано, выходит, что пользы человечеству оно не принесет…

— Выйдем в сад, — прервал я его, — тут так душно, кружится голова.

Мы прошли на цыпочках мимо спавшего в передней полицейского — почти бесшумно отперли дверь и начали шагать, по посыпанным желтым песком, аллеям сада.

Беспокойная белая питерская ночь не давала покоя усталым глазам. Было почти так же светло, как днем.

Ветер весело резвился в ветвях деревьев и заглушал наши шаги.

Где-то далеко пробили часы три раза.

— Мне представляется следующий план, — начал я. — Прежде всего тебе необходимо исчезнуть из виду как русского правительства, так и немецких шпионов. Иначе, ты не можешь свободно сделать ни одного шага.

Устроившись в глухой местности, где тебя никто не знает, ты докончишь свои работы…

— О, мне надо еще испытать действие лучей на большое расстояние. Это сделать в моей лаборатории — нельзя.

— Ну, вот видишь… Тем временем я войду в сношение с наиболее видными революционерами, и мы, не торопясь, изберем правильный и верный план дальнейших действий.