Дважды в одну реку

Гуманитарные науки его волновали в последнюю очередь. А то, что, как он считал, ему было нужно, в школе в полной мере не преподавали. Поэтому с какого-то момента он демонстративно перестал учиться, исправно получая трояки по всем предметам, – лишь бы отвязались. Хотя все учителя, да и он сам, прекрасно отдавали себе отчет – при желании уже с пятого класса он мог бы стать круглым отличником. Легко.

Только зачем? В чем смысл?

К примеру, уже в двенадцать неполных лет он самостоятельно заработал серьезную сумму денег, которая даже несколько превысила немаленький отцовский месячный оклад. Просто своевременно сошелся с местными фарцовщиками-спекулянтами, благо в стране еще не закрутили гайки после хрущевской оттепели, и проявил себя он в полной красе не как Борюсик, а уже как что-то большее. Был дерзок, продуман и неординарен в выполнении рискованных задач на ниве частного обогащения. Почувствовал азарт и вошел во вкус риска и фарта. Даже не ради денег – ради самого процесса, ради адреналина и ощущения собственной исключительности.

В пятнадцать лет он уже уверенно крутил несколькими фарцовыми точками и между делом цинично «портил» одноклассниц, за что быстро седеющий папаша вынужден был периодически откупаться от разъяренных родителей. Приличными суммами, между прочим. Женский пол Борюсик презирал – из-за матери, наверное. Хотя, собственно, и мужчин он не особо одаривал своим пиететом. Короче, презирал и ненавидел всех.

Кроме себя, разумеется.

А еще через десять лет – гайки давно подтянули, и уже не Борюсик, а все-таки Борис – получил свою первую уголовку. И сразу по первой ходке очень серьезный срок – семь лет с конфискацией. За организацию валютных операций группой лиц по предварительному сговору. С отбыванием в колонии строгого режима. Кто понимает – сможет оценить масштабы подобного бедствия. Чисто с психологической точки зрения – разницу в смене обстановки бывшего мальчика-мажора.

Через год, оборвав наконец болезненную череду тяжелых стрессов, от инсульта умер отец. А Борис в новой и непривычной пока для себя обстановке начал делать особую карьеру, для начала став Баксом – с легкой руки смотрящего Сызранской пересылки.

Ему пришлось отсидеть от звонка до звонка, потому что на зоне и по характеру, и по своим убеждениям он органично слился с группой «отрицалова». А при таком раскладе – об условно-досрочном думать и не моги.

На свободу вышел уже в разгар перестройки – матерый, чудовищно злой и беспрецедентно уверенный в своей великой исключительности. Закрутил дела, поднялся невиданно, стал грести крутые «бабки» и… вдруг опять «присел» – тупо, обидно и совершенно не в масть – за банальное вымогательство, которое слепил как-то на бегу, нелепо и мимоходом. Помимо основного дела, которое заключалось в раскрутке огромных валютных массивов через молодые, жадные и недалекие по своей молодости российские банки девяностых нетленных лет.

На зоне отхватил третий срок за попытку бегства, потом – четвертый за нанесение тяжких телесных сокамернику. Не меняя интерьера, встретил третье тысячелетие и больным, разбитым и смертельно озлобленным на весь этот мир получил выстраданную свободу уже на подходе к шестому десятку.

Ни «оперяться», ни «подниматься» желания уже не было.

Была только тоскливая усталость от жизни.

Сбережения сгорели в девяносто восьмом, приходилось жить на крохах «рыжья», которое предусмотрительно зарыл перед посадкой на территории отцовского больничного комплекса. В принципе, этих грошей хватало для сытого брюха, более или менее сносной одежонки да на квартплату старенькой отцовской квартиры, которая чудом избежала конфискации: маклеры в свое время оказали услугу. Ну и оставалось время для философских размышлений о смысле жизни.

Борюсик… Борис… Борис Яковлевич… Бакс…

Или все же Борюсик? Чего же ты добился, Борюсик, в своей жизни?

В чем твоя «великая исключительность»?

Он стоял спиной к больничным воротам и угрюмо рассматривал асфальт на проезжей части, по которому когда-то, больше сорока лет тому назад его чуть не размазал проезжающий «москвич». Уж лучше бы размазал, многим бы стало легче…

Он поднял голову и уставился в серую хмарь, мрачную, как его собственная жизнь. Скоротечная и бестолковая. Полная и взлетов, и падений. Полная событий, которые от него, как выясняется, и не зависели вовсе. Хотя со своей стороны крутили эти события Борюсиком, как им заблагорассудится, словно выполняя чью-то злобную и коварную установку – размазать все же упертого зэка если не по асфальту, так по жизни, уж это точно.

И размазали…

Они его сломали. Не зависящие от него обстоятельства.

Или все-таки хоть чуть-чуть, но зависящие? Или он мог хоть что-то все-таки сделать, изменить хоть что-нибудь в лучшую сторону? Кто теперь подскажет?

А, пропади оно…

В глазах сначала замутнело от предательской влаги, накатившей из-под век, а затем вдруг почему-то стало стремительно темнеть все вокруг.

Мелькнула последняя равнодушная мысль: «Неужели все?..»

Глава 21 Дежавю