Дважды войти в одну реку

— Так уж и быть: это я взял. Правда, я им так ни разу и не воспользовался, — признается Зубрицкий. — А стоило бы. Хорошо бы прикончить какого-нибудь известного депутата. И свалить всё на вас. И поделом бы вам было. Чтоб не разбрасывались табельным оружием. Чёрт с вами, верну, как только приедем в Москву, не бойтесь.

— Можете оставить себе, — сказал великодушный полковник. — Я себе давно другой справил. В Малаховке купил, на рынке. Там этого добра не счесть! И куда только наша милиция смотрит?!

Старина Гарри завершил бритье и полез в ванну.

— Вы когда-нибудь мне доскажете, наконец, чем у вас там, в Склифе, дело-то кончилось?

Грызь вошел в ванную комнату и сел в кресло рядом с искусственной пальмой.

— Я ведь знал, — сказал он, — что агенты президентской охраны или из охраны премьера в таких случаях, если кто жезлом махнет или какое другое резкое движение сделает, сразу на поражение стреляют… А все-таки махнул я этой проклятой палкой, будто меня кто подтолкнул… До сих пор понять не могу, кой чёрт меня дернул…

Тут голос Грызя заиграл, завибрировал, сфальшивил, как бы съехав с основного тона в сторону унтертона.

Но старина Гарри за шумом льющейся воды ничего не заметил.

— Ну, они и пальнули, — выправился Грызь. Голос его звучал по-прежнему уверенно. — Хорошо ещё, что пуля по касательной прошла, вскользь, а то несдобровать бы мне… А так только голову поцарапало, да плюс контузило слегка.

Старина Гарри, перекрывая шум воды, закричал из душа:

— Должен с удовлетворением отметить, что это пошло вашей голове на пользу! Это просто удивительно, какая у вас память на слова! Не память, а стальной капкан! Всем на зависть! Вон как у вас башка варит! Как у Шерешевского!

— Шерешевского, говорите… Знавал я одного такого Шерешевского, ну и типчик был, скажу я вам, карманы резал, как бог.

— Да нет! Это, наверно, не тот. Был такой уникум. Шерешевский. Такие люди рождаются раз в тысячу лет. Обладал феноменальной памятью. Помнил все дни своей жизни. До мельчайших подробностей. То есть помнил по часам, даже по минутам. Потрясающий был человек! Подайте, пожалуйста, полотенце. Спасибо. Да, удивительный был человек, память фантастическая! И у вас, похоже, такая же память стала. Как называлась та улица? Курвахамобосратгад?..

— Кунгстрадгардгатан, — отчеканил Грызь.

— Как-как?

— Кунгстрадгардгатан.

— Силы небесные! Кто это может выговорить? Весь язык звучит, как одно сплошное нескончаемое ругательство. Не позавидуешь этим шведам. Несчастные люди. Это ж надо! Всю жизнь говорить на таком языке! Подумать только, они ведь на этом языке не только говорят, но и думают! Представляете, какие у них могут родиться мысли? И так всю жизнь! Тут одного-то слова толком не выговоришь, а они из таких слов составляют целые фразы и обмениваются ими, словно в лаун-теннис играют, то есть не только говорят, но и понимают то, что слышат в ответ! Как у них головы не отвалятся! Непостижимо! Это же издевательство, подвергать язык и уши таким испытаниям на прочность! Впрочем, возможно, такой ужасный язык им ниспослан в наказание за что-то… — разглагольствовал старина Гарри. — Чёрт вас возьми! Закончите вы когда-нибудь живописать трогательную историю о превращении вас из постового милиционера в опекуна нобелевского лауреата?

— Слушаюсь, Гарри Анатольевич! Короче, на мое счастье, это был кортеж премьера. Не знаю, что было бы, если бы я попытался остановить кортеж президента. Наверно, меня бы не пощадили… А тут на следующий же день в реанимацию нагрянул помощник премьера и предложил мне работу, которой я мог бы заняться после выздоровления и о которой я и мечтать не мог. И показал приказ о присвоении мне внеочередного звания полковника.

— От души поздравляю!

— Спасибо.

— И что это за работа?

— Работа как работа. Ежегодно сопровождать нобелевских лауреатов до Стокгольма и обратно…

Старина Гарри с уважением посмотрел на полковника.

— А когда я выздоровел, — продолжил Грызь, — меня прикомандировали к вам.

— Вы хотите сказать, что наша встреча случайна?

Грызь пожал плечами.

— А чёрт его знает. Вероятно, случайна.

— Послушайте, Петр Петрович! Вы не знаете, почему среди нобелевских лауреатов нет имён создателей новых видов вооружения? Награждают же у нас старика Калашникова орденами и медалями за то, что он создал автомат, из которого были убиты миллионы людей… Как это, наверно, здорово, изобретать оружие, которое потом снесет башку какому-нибудь несчастному афганцу или израильтянину. Конечно, заслуги Калашникова перед страной велики, и автомат превосходный… но как подумаешь, жутко становится… словом, ведь изобретатель, конструируя оружие, не может не думать о том, что он, в сущности, планирует убийство. Из его автомата убито людей больше, чем погибло при бомбежке Хиросимы и Нагасаки. Оружие должно убивать как можно больше людей, это понятно, в этом смысл боевого оружия. Но награждать за это… я думаю, это в высшей степени безнравственно. А Калашников изобретает сатанинский автомат и становится национальным героем. В двадцать первом веке…