Дваждырожденные (СИ)

— Других таких, как вы, больше не останется на земле. — говорил Юдхиштхира. И я чувствовал, что в его устах это лишь признание невозможности повернуть колесо дхармы вспять. — Для вас, последнего осколка узора брахмы, уже не осталось свободы выбора. Лучи кармы сошлись на одном алтаре, где будущее мира, борьба за сохранение древней мудрости и спасение каждой отдельной жизни слились в единое целое.

Юдхиштхира весь дрожал от напряжения. Капли пота выступили на его висках, и мы заражались его страстной уверенностью.

Рядом со мной, запрокинув голову, стоял Кумар. Он не сводил глаз с лица Юдхиштхиры, и на длинных ресницах южанина вспыхивали слезы. Для него Кампилья уже не была просто городом, приговоренным к гибели. Он вместил в свое сердце эту шумную суетливую обитель людей и, казалось, ждал, молил Юдхиштхиру об отмене страшного приговора городу.

Я не могу и не хочу пытаться вспомнить, какие еще слова говорил нам тогда Юдхиштхира. Слова стерлись в моей памяти, осталось лишь захватывающее дух ощущение края пропасти. Но не падение, а взлет уготован мне. Когда в сердце жгучим огнем вспыхивают готовность жертвы и жажда подвига, тогда что бы ни случилось с твоей телесной оболочкой, дух твой постигает истину бессмертия. Эта истина пребудет со мной во всех воплощениях, как священная мантра, открывающая врата в беспредельность. Даже сейчас, стоит мне закрыть глаза, и вот он — Юдхиштхира — в простых, отнюдь не царских одеждах, с каплями пота на висках. Он стоит на колеснице, и мы смотрим на него, подняв головы и дивясь тому, как ярко разгораются черные звезды его глаз на лице, впервые потерявшем щит бесстрастия. Над головой Пандавы сияют налитые могучей силой небеса брахмы. Ожидание кончилось.

* * *

И вот мы с Митрой снова оказались на совете властелинов в огромном зале царского дворца Друпады. Сидя на мягких подушках среди сосудов с цветами, вожди говорили о предстоящей войне. Несмотря на спокойные и учтивые речи, мы с Митрой ощущали, как напряжено поле мыслей дваждырожденных.

— Передышка не принесла ожидаемых плодов, — сказал Бхимасена — сыновья Дхритараштры слишком долго жили в роскоши, чтобы отказаться от нее теперь. Если ты будешь и дальше проявлять смирение, о Юдхиштхира, то они сочтут это за слабость. Пора двинуть армию на Хастинапур.

— Получить законное без войны — вот самый достойный путь, — ответил Юдхиштхира. — Не забывайте, что кауравы — наши родственники. Я уж не говорю о том, что многие в окружении Дхритараштры принадлежат братству дваждырожденных.

— Они нам не родственники, — громко и ясно сказал Накула, сидящий вместе с Сахадевой по левую руку от Бхимы. — Что с того, что наши отцы были родными братьями? На одном и том же дереве могут быть ветви плодоносящие и бесплодные. Кто настраивал против нас придворных и армию еще в годы нашей юности? Кто убедил Дхритараштру выслать нас из Хастинапура? Кто побудил тебя доверить судьбу решению Игральных костей?

— Мы сами согласились уйти в изгнание, — тихо заметил Сахадева.

— Но как получилось, что даже кости в этой игре катились по воле Шакуни? — настаивал Накула. — Я потом тысячу раз бросал кости, и ни разу они не выпали в такой последовательности.

Юдхиштхира мрачно кивнул:

— Я допускаю, что Дурьодхане как-то удалось повлиять на справедливость решения костей. Но считаю, что был прав, согласившись увести вас в изгнание.

— И был прав, даже когда позволил Дурьодхане смеяться нам в лицо? — прорычал Бхимасена, — Прав, позволяя издеваться над Драупади, попирая дхарму и кшатриев, и дваждырожденных?

Прекрасная супруга Пандавов одарила его благодарной улыбкой, и лицо царевича обрело умильно-кроткое выражение. Успокоившись, он дал возможность продолжать Юдхиштхире. Старший Пандава стоял посреди зала собраний и говорил тихим смиренным голосом, сквозь который, как огонь сквозь занавес, пробивалась невидимая для простых смертных неодолимая сила.

— Войны не будет, — сказал Юдхиштхира, — по крайней мере, сейчас.

Разве вы не видите, что нас просто сметут? Пока панчалийцы на самом деле не видят угрозы со стороны Кауравов. Их воинственные бахвальства не стоят ничего. Вот когда ненависть сведет им челюсти, а руки сами потянутся к рукоятям мечей, тогда придет время. До сих пор неясно, придут ли нам на помощь все ядавы.

При этих словах Кришна, сидевший на почетном месте рядом с царем Друпадой, привстал с циновки и наклоном головы подтвердил слова Юдхиштхиры.

— Разве мы знаем всех возможных союзников? — продолжал любимец бога Дхармы, — Я мало смыслю в том, как вести конницу в атаку, но я очень хорошо чувствую наступление сроков. Наше время не пришло. Течение жизни еще кружит нас в водовороте и надо…

— Опять ждать? — почти прорычал Бхимасена. От возмущения он приподнялся с подушек, как лев среди высокой травы.

— Дваждырожденный не должен поддаваться страстям, — быстро сказал Юдхиштхира. Прыжка льва не последовало. Бхимасена сел, пытаясь ритмичным дыханием смирить свое возбуждение.

— Мы не будем ждать, — увещевал Юдхиштхира, — но не руками, а разумом надо действовать. А для этого нужно спокойствие.