Дваждырожденные (СИ)

— Ты же хочешь нас прикончить, дваждырожденный! Так зачем откладывать? — громко сказал я. — Или тебе нужно обязательно соблюсти ритуал в духе кшатрийской дхармы? А почему не по закону Сокровенных сказаний? Ах да, там-то запрещается наносить вред живому… Или это такая же ложь, как песни о справедливости и благородстве дваждырожденных? Или ты уже не дваждырожденный?

Духшасана бесстрастно смотрел на меня, но внутри его тела всколыхнулась волна огненной ярости. Вот теперь в зале действительно воцарилась мертвая тишина. Впервые за весь вечер я услышал, как шелестит ветер в кронах пальм за окном, и кричат павлины в дворцовом парке. Казалось, что я даже слышу, как шевелятся мысли в голове сына Дроны…

И вдруг раздался громкий и резкий, как удар меча, голос Ашваттхамана:

— Стой, Духшасана! Ты следуешь дхарме, не познав ее сути. Разве можешь ты, как простолюдин, посягать на жизнь того, кто безоружен, кто не вступает в бой?

О чудо, я был еще жив. Предо мной, подобно столбу пламени, выросла могучая фигура Дурьодханы.

Алмазными когтями схватил его взгляд мое сердце. Но ни злобы, ни коварства не ощущал я в этом царственном родственнике и злейшем враге Пандавов. Блики факелов переливались на его золотом панцире, на боевых браслетах, на острых гранях драгоценных камней, усыпавших рукоять меча. И почти неслышно и незаметно с правой стороны ко мне подошел наш старый брахман. Он простер руку ладонью вперед в вечном жесте защиты и обратился к могучим повелителям со словами смирения, взывая к их добродетелям:

— Сокровенные сказания гласят, что надо прощать обиду, нанесенную в неведении. Для того, кто по ложному слову проливает кровь, даже жертвенный обряд теряет силу. Не совершай деяния, о Духшасана, не зная кармических последствий.

Ашваттхаман посмотрел в глаза Дурьодхане и, прочитав в них немой приказ, молча увлек Духшасану за спины придворных.

Мои же испытания на этом не кончились, ибо теперь все внимание Дурьодханы обратилось на меня. Старый брахман уже ничем не мог мне помочь. Каурава пронзил меня своим пылающим взором, и могучая сила сковала мои мысли. Я помнил наставления Крипы, запрещавшего смотреть в глаза сильного противника, но сил отвести взор у меня не было. Я бился в алмазных когтях. Мозаичный пол уходил у меня из-под ног. Огромный орел нес меня в будущее, и с высоты небес я видел бескрайнее поле, запруженное сражающимися армиями. Сияющий поток колесниц под знаменем слоновой подпруги размывал войско Панчалы. Израненный стрелами слон уносил с поля боя Юдхиштхиру, а за ним гнался Ашваттхаман, осыпая его стрелами. Я видел Абхиманью, окруженного торжествующими врагами. Он весь в крови. На лице ярость и отчаяние. Почему никто не спешит ему на помощь?

— Смотри, смотри в свое будущее, — звучит в моем сознании голос.

Или это клекот орла, уносящего меня на гору ветров?

Нет. Я внизу. Я вижу себя, ничтожного, бесильного, посреди всеобщего разгрома. Я бегу, задыхаясь, размазывая по лицу то ли слезы, то ли кровавый пот. Я пытаюсь кричать, звать тех, кто остался, но только хрип вырывается из горла, стянутого удавкой страха. А надо мной — леденящий ужас занесенного меча и жгучее пламя чужой ненависти. Майя окутывала меня душным тугим коконом. Но я был дваждырожденным. Свет, зажженный в глубине моей души ашрамом Красной горы, все еще горел во тьме смятения. Не страх, а гордость и отчаяние шипящим маслом излились на алтарь сердца. Языки пламени рванулись, смели темноту. «Страх побеждают знаниями. Пламя ненависти тушится водой спокойствия. Меч врага не настигнет того, кто прозрачен», — я твердил мысленно эти слова, словно спасительную мантру.

И вдруг рассеялся запах крови, затихли крики атакующих. Вся картина покрылась трещинами, стала зыбкой, как мираж в пустыне. Я снова осознал себя в зале, в коконе невидимых тонких сил. Передо мной стоял Дурьодхана, вперивший в мои глаза взгляд бездонных черных очей. Цепкая шершавая сила била из их глубин, прожигая мою неумелую защиту, вторгаясь в сознание, прощупывала, перебирала мои мысли. Ищущий луч неудержимо проникал даже в те бездны, где мысли и чувства только зарождались. «Стань водой, стань пылью у дороги. Уйди от опасности, как бабочка, несущаяся на крыльях ветра», — звучал во мне бестелесный голос Крипы.

И за мгновение до того, как стало поздно, я прозрел. Бесполезно пытаться остановить пламенную волю властелина. Надо не противостоять потоку его брахмы, а самому стать его ложем и берегами, снять все преграды, радушно распахнуть двери и направить эту огненную силу в нужное мне русло! И я открыл путь его мыслям в глубины своей сущности, туда, где жил восторг перед силой и мощью кшатриев, где еще трепетали неукрощенные змеи моего честолюбия, страх и преклонение перед чужой силой.