Дваждырожденные (СИ)

Я лежал молча, боясь отогнать остатки сна и увериться, что эта серебристая фигура — лишь бесплотный отблеск луны. Но видение не исчезало. Волна теплой брахмы коснулась сердца, а вслед за этим прохладные, чуть влажные губы дотронулись до моего горячего лба.

— Лата, — прошептал я, — все-таки нашел… Ласковая грустная улыбка озарила ее лицо, а потом тьма снова занавесила мой телесный взор. Сквозь забытье я слышал два голоса, звучавших глухо, словно эхо, прорвавшееся из недр пещеры.

— Едва шевелится ваш повелитель брахмы, — ворчал чуть хриплый голос старика.

Ему отвечал нежный, струящийся, почти забытый голос той, которая осталась так же далеко, как и закрытая зонтом брахмы Дварака.

— Пять лет назад он не знал иного мира, кроме своей деревни. Он — один из последних, кто прошел посвящение в наших ашрамах, — говорил женский голос.

— Да, не повезло ему, — прозвучало в ответ, — восхищаться легендами о патриархах и героях, а, придя в братство, увидеть кровожадных властолюбцев и обессилевших старцев. Жаль, что война не пощадит даже таких молодых, только что прозревших. Жил себе парень в тихой деревне, горя не знал. Так нет же, привела ему карма Учителя. Теперь он обречен вместе с нами. А ведь он даже, наверное, не очень-то представляет, куда несет его поток жизни.

— А мы представляем? Туманные пророчества хороши в устах чаранов, а нам нужна истина, тогда, может, не придется погибать ни ему, ни нам. — Разве не за этим здесь ты и вот теперь Арджуна…

Мне на лоб легла прохладная нежная рука, отгоняющая туман забытья. Знакомая светлая сила… Цветущий жасмин, созвездия над головами, серебряное сияние серег и диадемы… Память о встрече с тобою, словно капля на донышке чаши… Л-А-Т-А!

— Смотри — он шевелит губами. Хочет что-то сказать? — услышал я снисходительно-озабоченный голос мужчины.

— Он уже с нами. Слава богам! — голос Латы звучал с неподдельной радостью. Волна теплоты и заботы нахлынула на меня, лаская и убаюкивая как руки любимой. Я плыл в этой теплой воде без мыслей и сил. С миром людей меня связывали лишь тонкие нити чувств. Вернее, одно тонкое, но яркое чувство серебряной струной звучало во мне, не давая моей душе покинуть этот мир. Я провалился в сон, ясно осознавая себя счастливым.

* * *

Утром мне показалось, что ночные голоса у моего изголовья были лишь наваждением майи. Но заскрипела дверь, и в комнату вошел старец, одетый в короткую юбку и пятнистую шкуру леопарда, а вслед за ним — Лата. Она была все так же молода и прекрасна. Горное солнце сделало ее кожу более смуглой, но зато ярче сияли на лице звездные глаза. Поговорить с Латой старый брахман мне не разрешил. Он завел длинный разговор о моей жизни в Хастинапуре, о том, что я ел и что думал, как часто погружался в самосозерцание и молился в храмах.

— Вы больны. — назидательно сказал брахман. — Расспрашивая вас, я пытался понять, в чем корень недуга. Слишком много обрушилось на вас в последние месяцы. Человек со зрячим сердцем не может находиться в городе, подобном Хастинапуру, не опасаясь сойти с ума. Жители Хастинапура защищаются от злых помыслов друг друга обычной человеческой тупостью. Вас же мог спасти только щит брахмы. Но тогда вы лишились бы и тех преимуществ, которые позволили вам так много понять и сделать… Вас буквально разорвала надвое воля Пандавов и Кауравов. Ваша открытость позволила вам остаться в живых. И все-таки сил едва хватило. Не знаю, зачем Арджуна взял вас с собой в горы. Телесные страдания при истощившихся душевных силах могли свести вас в царство Ямы.

Я увидел, как глаза Латы полыхнули белым огнем. Очень тихо она произнесла:

— Арджуна знал, что я жду Муни.

— Тогда понятно, — вздохнул брахман, — благие порывы часто приводят к трагедии, если дваждырожденный забывает о своей отрешенности от всех желаний.

— Пошел бы я за Арджуной, если б и вправду ничего не хотел… только и нашелся сказать я, — Что ни сделай, все отяготит карму.

— Тоже верно, — улыбнулся старик, — Из двух зол всегда выбирай то, которое ведет к познанию.

— Так что мы будем делать? — выдала свое нетерпение Лата.