Дваждырожденные (СИ)

Как странно устроена человеческая жизнь: предчувствие некоторых событий живет в нас годами до того момента, пока событие не свершится. Тогда мы говорим: «Карма!», безоговорочно верим в их предрешенность, почитая свои предчувствия лучшим доказательством этого. А бывает, что события обрушиваются на нас, как горный обвал, сметая со своего пути всю логику прожитой жизни, насмешливо опровергая кажущуюся закономерность твоих прошлых мыслей и деяний, стирая в порошок заодно с минувшим и все мечты и предчувствия, протянувшиеся в будущее. А ведь за мгновение до этого было и солнце, и тишина, и каменистая тропа под ногами, и, главное, невесть откуда взявшаяся уверенность, что плоды твоей кармы еще не созрели, и, поток жизни мощно несет тебя к назначенной цели.

* * *

Я остановился посреди тропы, еще не понимая, что случилось. Перед моим внутренним взором не появилось никакого знака. Просто с горестным протяжным стоном лопнула какая-то струна, невидимая нить, еще соединявшая мое сердце с сердцем Латы. Я бросился назад к храму, не обращая внимание на корни, пересекающие тропинку. Оказывается, я успел отойти довольно далеко от дома. Прошло не менее двух часов, прежде чем я добежал до деревни и поднялся по тропинке к храму.

Уже смеркалось. Изнутри храм был освещен несколькими масляными светильниками и огнем алтаря. Лата лежала рядом с алтарем на деревянном ложе, застланном шерстяной тканью. Рядом с ней сидела темнолицая девушка, помогавшая ухаживать за мной в период моей болезни. К великому облегчению я увидел, что Лата жива. Просто истаял, истончился ручеек ее брахмы. Когда я вбежал в храм, она чуть приподняла голову и попыталась улыбнуться.

— Я видела его, — сказала Лата, — в сосновой роще, что начинается за храмом. Он явился мне в ореоле солнечных бликов, в одеянии зеленых скользящих теней, аромате смолы и хвои. Он не показал мне своего облика, но его присутствие было так же очевидно, как солнечный луч на коже, Лата говорила громким шепотом, глядя куда-то вдаль поверх моей головы, словно пытаясь разглядеть картины, открытые только ее взору.

— Я попросила его проявить свою истинную форму, но он сказал, что мои глаза исказят увиденное, и людям останется образ Хранителя мира, так же мало похожий на суть, как каменный идол в храме. Он сказал, что, воплотившись в человеческий облик, он станет лишь неуклюжим слепком человеческого существа, а я потом уже не смогу отрешиться от зрительного образа. Я смирилась, — сказала Лата, — и закрыв глаза, открыла свой разум. И вот, перед моим внутренним взором проносились видения: огромные армии сходились на поле боя, башни крепостей обрушивались, поднимая снопы искр. Сердце мое поглотил океан скорби и отчаяния. Потом в беспросветной темноте засияла звезда, притягивающая, как глаз змеи, но полная тепла и надежды. Я полетела к этой звезде и вошла в ее лучи. Огонь пронизал меня насквозь, сжигая все темное, тяжелое в моем теле. Тогда я увидела Хранителей мира, и они были прекрасны. Но над их сияющей обителью была еще одна обитель, которую населяли небожители с еще более прекрасными лицами. Этих обителей оказалось бессчетное множество, и над всеми ними сияло небо брахмы. Небо было подобно костру, а я была лишь искрой, как и все небожители и мудрецы, населявшие сияющую обитель. Сердце мое возликовало, потому что я увидела бесконечность и рассвет, которые будут нас ждать за гранью мира.

И тогда я услышала голос того, чье присутствие ощущала, как нисходящий поток солнечного света.

«Не создавай нового заблуждения! Мы не боги. Мы — отражение Единого. Твоя молитва достигла нас и вот я явился на твой зов, чтобы облегчить твой путь и поиск.»

Тогда я воскликнула: «Почему вы не остановите войну? Почему не поможете Пандавам? Разве это не в ваших силах?»

И голос в глубине моего сознания ответил: «Никто из живущих на земле не устоит против силы Хранителя мира. Но какая слава останется людям? Бессмысленной станет ваша жизнь на земле, если не ваши усилия, а наша прихоть станет определять карму человеческого рода. Нам по силам явить дивную мощь, устрашить преступников, насытить голодных. Можем мы воссесть на троны земных владык и милостиво повелевать раз и навсегда ужаснувшимися народами. Всего тогда прибудет: и мира, и хлеба, и благоденствия. Но не будет свободы — главного дара Создателя смертным. Ваша свобода порождает ошибки, слабости, отчаяние, ведет к преступлениям и смерти. И все же она тождественна Божественному закону жизни. Твердыни небожителей будут закрыты от вас, никто не вмешается в дела земных владык, Высокие поля брахмы откроются людям, только когда минет Калиюга».

И такая тоска затопила мое сердце при этих словах, — прошептала Лата, — что я зарыдала в голос и не пыталась унять слез. И тогда снова в моем сознании обрели форму чужие сияющие мысли, несущие утешение и надежду: