Дваждырожденные (СИ)

— Не противиться карме, а постигать новые пути. То, что тебе кажется сейчас мукой, может быть, единственное доступное смертному счастье. В холодных дощечках для разжигания огня хранится его обжигающая сила. Но нужно много усилий, чтобы огонь вышел на свет. Каждая женщина хранит священный огонь, так стоит ли сетовать об усилиях, которые тебе приходится затрачивать, чтобы пробудить этот огонь к жизни? Для людей, неискушенных в высоком знании, мы храним ритуалы и обряды. Правильная чистая пища помогает накопить добродетели для будущих перевоплощений, омовение угодно богам… Люди будут соблюдать эти нехитрые заповеди, не понимая, что они необходимы не богам, а им самим. Это просто… Но как передать сокровенное знание, что человек может быть счастлив, только ощутив общее тождество в Атмане, то есть — любя?! Здесь не помогут ни заклинания, ни молитвы. Через плоды земли и невидимое дыхание жизни мы становимся едиными с деревьями, птицами, реками и горами. Что мы должны сделать, чтобы заставить людей понять, что мысли, чувства и тонкие силы объединяют нас всех в единый венок?

Великий Маркандея часто повторял: «Если человек считает органы чувств частью себя самого, то он обречен на страдания в этом мире. Тот же, кто видит себя растворенным в мире, а мир — отраженным в себе, приходит к слиянию с Атманом или, как его еще называют, с Брахмой. Все в мире — Брахма. Твой разум — горящий светильник. С его помощью мыслящий человек способен достичь Атмана… А потом постичь, что тот Атман не есть его „Я“. Тогда достигается освобождение».

— Но я пока не хочу ни от чего освобождаться… — сказал я, думая только о Лате.

Брахман потупил глаза и спрятал зарождавшуюся улыбку в седину бороды:

— Выполняй свой долг, служи Пандавам, ибо такова дхарма кшатрия. Не печалься о судьбе Высокой сабхи, ибо все в этом мире свершается так, как должно. Преодолей отчужденность собственного Я хотя бы в отношении одного единственного человека на земле. На пути духовного совершенства Сокровенные сказания называют второй ашрам, в котором человек создает семью и собственный дом, «корнем всех ступеней жизни». Во втором ашраме порицаются грубость, обман, побои, чванство. «Родительской лаской» ко всем существам да звучат усладительные для слуха речи домохозяина…

Я вышел из благовонного полумрака храма, почти забыв о страхах, которыми меня наполнили мысли о Калиюге, спиной чувствуя пытливый древний взгляд жреца, таящего молодую улыбку.

* * *

У дверей в сизых сумерках вырисовался силуэт кшатрия из нашей охраны. Он смиренно ждал конца беседы, чтобы передать, что Накула зовет меня на совет. Накинув плащ, чтобы защитится от вечерней свежести, я поспешил по едва заметной тропинке, извивающейся среди светло-серых валунов. Накула жил, как и все мы, в обычном крестьянском доме, стоящем на основании из неотесанных камней. Из узкого окна на деревянное крыльцо струился теплый свет масляной лампы. После сизой прохлады горных сумерек дом показался мне таинственным ларцом, полным огней, аромата и тепла. За массивным деревянным столом сидели благодушно улыбающийся Накула, сосредоточенная Лата, немного растерянный Джанаки и двое кшатрийских командиров. Как только я занял место за непривычно высоким столом, Накула оглядел всех собравшихся и сказал:

— Меня сегодня не оставляет ощущение опасности. Я не знаю, откуда оно пришло, и чего следует ждать. Если бы Арджуна был с нами, то он, может быть, смог понять причину тревоги.

Один из кшатриев озабоченно покачал головой:

— Здесь нет укреплений, и двух десятков человек недостаточно, чтобы занять круговую оборону на этом холме. Лучше бы уйти отсюда и спрятаться в горах.

— Мы не можем бросить храм, — возразила Лата, — сюда вернется Арджуна, сюда придет весть от небожителей.

— У храма и его служителей своя карма, — сказал Джанаки, — думаю, мы сами притягиваем к этому месту невидимую опасность. Если уйдем мы, уйдет и она. Арджуну можно предупредить…

— Но я же не знаю, какая опасность грозит нам, — сказал Накула. — А что если я предчувствую просто землетрясение, тогда, сорвавшись с места, мы устремимся навстречу карающему мечу кармы.

— Отсюда уходить нельзя, — повторила Лата.

— У меня нет полной уверенности, — пожал плечами Накула, — но по-моему, беда стягивается именно вокруг нашего лагеря. Кто-то должен отправиться вместе с проводниками осмотреть ближайшие дороги, а остальные займутся сборами и подготовкой к обороне.

Обращаясь к командирам кшатриев, Накула приказал:

— Расставьте стражу вокруг холма и объясните всем, чтоб не спали, иначе мы погибнем. В одиночку из этих гор все равно не выбраться, так что пусть готовятся стоять насмерть.

— Кшатрий не может пережить своего господина, — ответил один из командиров, — иначе он нарушает свою дхарму и пускает жизнь по глухой тропе позора. Никто из наших людей не побежит.

— Сумасшедшая порода, — шепнул мне на ухо Джанаки, — каждый погибающий увеличивает славу оставшихся. Я иногда им завидую.