Дваждырожденные (СИ)

— Странная вы пара, — с усмешкой произнес он, — ты общалась с Хранителями Мира и ушла из горного ашрама в неизвестность лесов. Теперь, попав в прекрасный дворец, ни во что не ставишь гостеприимство хозяина. По твоему мнению, раз я не в силах сделать твоего спутника равным себе, то не имею права и предлагать тебе выбор. Я понял твою притчу. Где уж мне тягаться с небожителями, поэтому не буду больше проверять силу вашей преданности. Вы подарили мне радость. Дхарма нашего братства, несмотря ни на какие пророчества, еще живет в сердцах молодых брахманов.

Теперь я смотрел на Карну взором, не замутненным ни страхом, ни ненавистью. Передо мной сидел враг Пандавов, но чувство духовного родства непроизвольно грело мое сердце. Он был утончен и красив мужественной красотой воина. Властные ноты его голоса плохо вязались со скорбными морщинами в углах гордых губ. За льдистым отчуждением глаз я видел черный огонь потаенной боли. Нет, ни покоя ни безмятежности не было в сердце обладателя этого холодного мраморного дворца. И оцепенелый сумрак покоев, тихих и чопорных, как гробница, не мог погасить пламя страсти, что пылало в сердце этого дваждырожденного.

Видя Карну так близко, я поразился его схожести с Арджуной — та же точность и гибкость движений, уверенность взгляда, гордый очерк головы и ореол силы, окутывающий его фигуру, подобно непроницаемому доспеху. Но все же в Арджуне было больше яркого солнечного света, кипящей стремительной устремленности. Карна, судя по морщинам на челе и ноткам усталости, сквозившей в его неторопливой речи, был старше своего соперника.

Карна посмотрел на меня и грустно улыбнулся:

— У тебя зрячее сердце, молодой брахман. Это делает нас равными. Отбрось страх и скажи, что вы там, в Панчале, говорите обо мне?

Я прочитал ему слова из пришедшей на ум песни чаранов:

— Стук тетивы о его левую руку, как треск костра, а летящие стрелы сжигают врагов, как сухой тростник. Дурьодхана, подобно ветру, раздувает боевое пламя в душе Карны.

— Ну что ж, правильно поют ваши чараны. А как они воспевают подвиги Арджуны? — спросил Карна.

— Они говорят, что Арджуна, как великая туча, зальет своими стрелами огонь Карны. Кони в его колеснице, как стая белых журавлей, а лук Гандива подобен радуге. В землях панчалов, матсьев и ядавов Арджуну ждут, как животворный дождь в период засухи. Так поют чараны. А я думаю, что война между вами принесет страшный вред всему нашему братству дваждырожденных. Юдхиштхира не хочет войны, Арджуна покорен воле старшего брата. Почему же вы должны стремиться убить друг друга?

Карна вздохнул и опустил глаза:

— Я и Арджуна — дваждырожденные, но мы и цари, первейший долг которых — защита подданных, собирание богатств. Если царь позволит врагам разорить свою землю, то страдания мирных земледельцев лягут на его карму. Если бы дваждырожденные не приняли на себя бремя власти, их не тяготил бы долг перед своими подданными. Но разве достойно человека быть безучастным свидетелем гибели мира. Мы были бы чистыми и мудрыми созерцателями, обеспокоенными лишь спасением собственной души для грядущих перевоплощений.

— А так мы стали участниками уничтожения нашего мира, — тихо сказала Лата.

Карна пожал могучими плечами:

— Посмотри на своего спутника, Лата. Для него было проще принять смерть, чем безучастно смотреть, как я сжигаю тебя своей брахмой. У каждого мужчины наступает момент, когда он должен самому себе доказать, что он не щепка в водовороте. Тогда надо взяться за оружие и встретить свою судьбу. Вся дальнейшая жизнь кшатрия, не сделавшего этого шага, теряет смысл. Смерть же на стезе долга становится продолжением жизни. Ваш доблестный Арджуна в борьбе за царство обратился за помощью к Хранителям мира. Разве я могу не думать о том, как сокрушить его?

Карна замолчал, вперив взор в Лату.

— Небожители никогда не вмешивались в дела людей, — почти шепотом сказала Лата, — наши порывы для них ничтожны, а стремления тщетны.

— Это сказали тебе боги?

— Боги открыли мне, что сколько бы вы, мужчины, ни убивали друг друга, вам не изменить потока кармы, — ответила Лата. — Меня не миновало знание, которое хранят наши ашрамы, — смягчившись проговорил Карна, — но вся моя жизнь с детства была направлена по пути кшатрия. Может быть, обладай я твоей мудростью, выбрал бы другой путь. Во всяком случае, ни тебе, ни твоему другу я не нанесу вреда. Прости, если я, забывшись, нарушил дхарму дваждырожденного и встретил вас не так, как подобает встречать братьев и сестер. Разделите со мной трапезу, потом мы еще поговорим.

Карна встал с трона и, сделав нам двоим знак следовать за ним, пошел из зала к резной деревянной двери. Все придворные расступились, почтив его глубокими поклонами. В маленькой комнате за дверью пол был устлан мягкими циновками, на которых разместились подносы с дымящимся рисом, лепешками, маслом и фруктами. Здесь же стояли кувшины с медовым напитком. Сквозь величественный облик царя, как рассвет сквозь тучи, проступила улыбка радушного хозяина. Карна широким жестом предложил нам приняться за трапезу.