— Я редко бываю на пирах, — сказал он, — здесь только чистая пища, пригодная для каждого дваждырожденного. Не думайте сейчас о своем будущем. Вы, наверное, с утра ничего не ели, а солнце уже клонится к закату.
Омыв руки, мы приступили к еде. Сам Карна ел только рис и свежие фрукты. В его роскошном серебряном кубке плескалась прозрачная родниковая вода. Когда мы насытились и слуги неслышно убрали остатки трапезы, Карна вновь заговорил:
— Я знаю тебя, прекрасная апсара. В годы, когда между наследниками престола Хастинапура еще не возгорелось пламя вооруженной вражды, мне показывали тебя во дворце Высокой сабхи. Ты была тогда совсем девочкой, но твоя луноподобная кожа светилась невидимым светом брахмы, а в глазах было то же упорство и бесстрашие, какое ты проявила сегодня. Ты уже многое видела в этом мире. С тобой общались боги, укрывшиеся за горными вершинами. Я не прошу тебя забыть о долге перед Пандавами. Но дай мне совет, как брату, открой мудрость, которой поделились с тобой Хранители мира.
Я внутренне напрягся, но Лата ответила с обычной своей безмятежностью:
— Я скажу тебе то, что не принесет вреда Пандавам. Мудрость способна потушить любую вражду. Знанием мы можем спасти будущее нашей общины. Мы все братья и сестры. Боги не брали с меня клятвы, что их послания получит один Арджуна. Ни Юдхиштхира, ни Арджуна не пожелали бы, чтобы их врагов ослепил мрак невежества. Задавай вопросы. Я отвечу.
— Какие они, небожители? — спросил Карна, вдруг перевоплощаясь в доверчивого заинтересованного слушателя.
— Я не знаю, — пожала плечами Лата, — воодушевление чаранов и невежество земледельцев облачают небожителей в человеческие формы. Такими они и являются нам. Мне же не ведомо их истинное обличие. Даже Муни видел одного из небесных посланцев сначала в светоносном облике, а потом в человеческом теле.
От меня не укрылось, что в глазах Карны блеснули огоньки воистину полудетского любопытства.
— Но ведь и вы видели небожителей, — вырвалось у меня, — они одарили вас панцирем, а потом неотразимым дротиком.
— Я не знаю, кто одарил меня панцирем. Брахманы говорят — боги. Иные говорят, что я сам — сын бога. Если так, то непостижимы пути богов и цели, к которым они устремляют нас. Может быть, твоя подруга могла бы рассеять и твои и мои сомнения, — с вымученной улыбкой ответил Карна. — Брахманы в моем царстве твердят, что по дате рождения и движению небесных светил могут постичь и судьбу и предназначение человека.
— Это ложное знание, — сказала Лата. — Предвидеть наш жизненный путь не под силу даже богам. Только сам деятель может прозреть кармические последствия своих поступков. Единственный проводник на этом пути — его разум, опирающийся на сердце.
— Значит, никто не в силах открыть мне мое прошлое и будущее? — спросил Карна.
— Хранители мира не открыли мне твоего прошлого, — призналась Лата, — а будущее тебе только предстоит создать. Но зерно твоего духа еще примет в себя много открытий этой жизни, если только… — Лата замялась, но потом под пристальным взглядом Карны заговорила вновь. — Почему ты один? Не ты ли сам создал свой сияющий панцирь, что спасает от врагов, но и закрывает путь животворной брахме.
Карна молчал, переводя испытующий взгляд с Латы на меня, но мягкая текучая сила Латы уже проникла в панцирь его духа, гордость истаяла в его глазах, и он заговорил:
— Я не знаю, почему решил довериться тебе, прекрасная апсара, но раз даже небожители избрали тебя своей вестницей, значит, в твоем сердце нет и тени зла. В моей же жизни женщины всегда были сосудами несчастья. Я не знаю ничего о своей матери, пустившей меня по волнам Ганги в корзине, политой воском. Моя приемная мать Радха, нашедшая эту корзину на берегу, увидела на мне сияние драгоценных серег и гибкий неснимаемый панцирь. Она думала, что я рожден богами, догадывалась о моем высоком предназначении, но все равно всеми силами пыталась отвратить меня от дворца Дхритараштры. Она заботилась обо мне, как о собственном сыне, но суеверно твердила, что слава погубит меня. Я вырос и ушел из дома на поиски славы и любви, но самая прекрасная в трех мирах женщина потушила пламя любви в моем сердце, отвергнув руку сына суты ради царственного лучника. Лишь один Дурьодхана, оценив мое мужество и силу на состязании в Хастинапуре, принял меня как равного. Сын Дхритараштры осыпал меня милостями и помазал на царство. Сам Дрона, непревзойденный знаток оружия, обучал меня науке кшатрия. Но и он не смог открыть мне имена родителей. Они были дваждырожденными, но почему-то скрылись от меня. Кто дал мне панцирь, способный расти вместе со мной? Он был моей второй кожей и светился внутренним светом. Эта дивная вещь не могла быть создана человеческими руками. Чараны поют, что моя неизвестная мать удостоилась любви небожителя. Но тогда почему и он не открыл мне смысл своего дара? И зачем понадобилось потом лишать…
Карна перевел дух и посмотрел на меня в упор: