Дваждырожденные (СИ)

— В тот миг, когда враги рвались к храму, я мысленно призывала Арджуну на помощь. Потом, сочтя свой долг выполненным, я приготовилась принять смерть и отреклась от всех желаний и стремлений, опустошив свое сознание для великого перехода. И в этот страшный миг вдруг зазвучал во мне ясный голос, тщетно призываемый мной все минувшие месяцы.

Слушайте же, о достойные, величайшее откровение, возродившее свет надежды в моем сердце. Голос предрек, что пробьет час, и в обличии дваждырожденного воплотится на земле частица божественного огня. «В мир придет Калки Вишнуяшас, наделенный великой силой, умом и могуществом. Он явится на свет в Самбхале, чтобы возродить оружие силы духа». Этот царь, побеждающий дхармой, примет верховную власть и внесет покой в мятущийся мир. Сверкающий брахман, высокий помыслами, положит конец разрушению. Дваждырожденные искоренят зло, и воцарится покой. «С началом Критаюги исчезнет беззаконие, восторжествует дхарма, и люди вернутся к своим делам. Появятся брахманы и святые старцы, мудрецы и отшельники, пристанища людей, преданных истине. Взойдут все посеянные семена. Так всеобщая гибель станет началом новой счастливой эры».

Так сказала Лата, открыв, наконец, всем собравшимся великую весть, которую пронесла она втайне от всех через горные леса, бескрайние равнины Ганга и враждебные царства. И все собравшиеся в зале внимали ей в почтительном молчании, понимая, что устами прекрасной апсары явлено миру великое пророчество.

Вожди еще долго совещались в тот день. Я плохо помню их речи, ибо погрузил свое сознание в тайну услышанного. Значило ли это, что один единственный герой должен остановить Калиюгу? Что это за место — Самбхала или Шамбала, как ее потом начали называть чараны? Все эти мысли роились в моей голове, требовали ответа, но все равно на сердце моем как-то посветлело от сознания, что новая эпоха все-таки начнется и мир не будет окончательно уничтожен беспощадным пламенем конца юги.

* * *

Много часов спустя мы вышли из зала собраний на дворцовую площадь. Тысячи сияющих факелов разгоняли ночной мрак. Огромная масса народа стояла без движения подобно грозовой туче, застывшей в ожидании первого удара грома. Друпада в кольце охраны ступил на край высокой платформы. Отблески пламени осветили его фигуру. Несмотря на возраст, царственная осанка и гордый поворот его головы вселяли во всех ощущение уверенности и силы.

— Мы выступаем на Хастинапур! Голос царя Друпады легко преодолел все пространство площади, отразился от стен домов и ограды цитадели. И взметнулось вверх пламя факелов. И тысячи голосов, как эхо, подхватили: «Война! На Хастинапур!» У меня мурашки побежали по спине. Казалось, что Друпада бросил в толпу сияющую молнию, и толпа-туча ответила громом и ливнем. В хриплом, надрывном многоголосье слышались не только исступление и безоглядная удаль, но и самоотреченность, порожденная решимостью. Бывшие добродетельные торговцы, нерешительные и застенчивые жители деревень, храбрецы и трусы, мздоимцы и стяжатели рвались в бой. Каким-то особым своим чутьем они чувствовали, что их мир летит в пропасть, и в порыве ожесточения отметали все, что раньше казалось им жизненно важным, что заставляло их лгать, низкопоклонствовать, предавать и даже убивать. Теперь их боги — богатство и покой — потеряли значение.

В доспехах духа, обуздав свои чувства, я уже не заражался безумной лихорадкой толпы. Сердце мое ровно стучало в груди, когда я следил за колышащимся людским морем, требующим похода на Хастинапур. Я был спокоен, чувствуя себя скорее зрителем, чем участником происходящего, как будто я мог избежать кармического потока, захлестнувшего этих людей на площади. Ни у кого из нас, стоящих за спиной царя Панчалы, не было уверенности, что победа упадет в его простертые ввысь могучие руки. Но всех нас объединяло сознание, что все пойдет как должно, как предначертано кармой, и уже никакие человеческие усилия, никакие слова и действия не способны выжать из этих людей на площади ничего сверх того, что в них уже бродило и наконец нашло выход в этом громовом крике, в этом общем порыве: «На Хастинапур!», в жажде жертвы, необъяснимой для них самих.

Плотина прорвалась, поток устремился по руслу, проложенному невидимыми руками богов. Я был уже настолько искушен в познании кармы, что не рискнул назвать этот венец усилий Юдхиштхиры благом. Я просто стоял и смиренно ждал, куда понесет нас набирающий силы поток.

* * *

Война была объявлена. Войско Панчалы готовилось к наступлению.

Где-то далеко на западе на помощь Пандавам уже двинулись колесницы ядавов под знаменем богоравного Кришны. Царь Вирата, верный своей клятве, поднимал войска на помощь Юдхиштхире. Полетели быстрые вестники к царю Магадхи, в страну мадров, и на юг — в государство Пандьев. Столица Панчалы кипела, как растревоженный улей.