Дваждырожденные (СИ)

— Как мудро, что его нет с нами, — наставительно возразил Кумар, — ты же сам рассказывал, что он изменил долгу и в глазах вашего раджи стал предателем. Вряд ли минувшие годы сделали местного царька милосерднее, а наши двадцать кшатриев совсем недостаточная защита от его гнева. Нам надо вести переговоры, а не сражаться.

— Но мы дополняем друг друга…

— Тем более пора научиться обходиться без второй половины. Привычка полагаться на Митру лишала тебя необходимости развивать кшатрийские качества. Но если ты будешь «недостаточно» кшатрием в этой войне, то тебя просто убьют. Ты должен найти опору в себе самом, иначе как ты поведешь людей на битву?

— Без Митры, может статься, меня убьют скорее.

— Карма. Ты же, надеюсь, не рассчитываешь пробыть в этой телесной форме вечно? К тому же, как сказано в Сокровенных сказаниях, смерти нет… — добавил Кумар. В его устах эта священная истина прозвучала весьма сомнительно.

Так, развлекая друг друга беседами и постоянно обучаясь, мы въехали в мои родные места. Смарагдово-зеленые делянки, отвоеванные у джунглей по берегам мелководных рек, радовали глаз, насыщали душу. Тяжело билось сердце, переполненное щедрыми цветами и запахами этой земли. Нежно касался пылающих щек легкий ветер с реки, и уводило душу в непостижимые высоты пение пастушьей свирели.

Мне очень бы хотелось теперь описать трогательную сцену встречи с родителями, братьями и сестрами. Они без сомнения, были бы поражены новым обликом беглеца, оставившего покой общины во имя блеска и страданий внешнего мира. Но, как ни силюсь, не могу вспомнить ничего подобного. Может быть, все вымерли, как родственники Аджи в далекой Магадхе, может быть, я оказался не в силах разыскать ничтожную, не имеющую названия деревню, поглощенную бескрайним океаном джунглей. Короче, мне не удалось вернуться. Карма влекла меня вперед, и даже среди залитых грязью полей, я не смог почувствовать ни сожаления об утраченном, ни трепетной радости возвращения. «Прошлое ушло безвозвратно», — говорил мне Крипа. Он так глубоко проникал в мою сущность или же законы жизни всех людей подчиняются одному ритму?

В поисках ночлега мы повернули к одной из деревень, замеченной на закате. Она была окружена аккуратными квадратами полей, на которых трудились крестьяне и огромные черные буйволы с рогами, похожими на месяц. Тростниковые хижины больше походили на копны сена, чем на человеческое жилье. Рядом с ними уже распускались алые цветки огня, на котором женщины готовили еду. Мужчины возвращались с полей, навьюченные охапками травы для домашней скотины и хвороста. Они брели, склонив головы, мимо нас, лишь изредка обращая на коней и всадников косые встревоженные взгляды.

Деревня оказалась многолюдной, и наши кшатрии сбивались в плотный строй, грозно позвякивая оружием. Они не знали, что земледельцы юга были способны нападать не больше, чем козы, которых собирает на холмах пастух. Деревня шла путем предков. Единственные знания, которые хранились и накапливались здесь касались перечня имен родов, неторопливо сменяющих друг друга в новых кругах жизни.

— Смотри, Муни, как утрамбована земля. Сколько поколений прошло этой дорогой! — со скрытой грустью воскликнул Кумар. — Единственная дорога, которую избрали они из необозримого разнообразия путей.

Я ничего не ответил, только пожал плечами. Я знал по себе, как непросто уйти. Понадобился риши из горного ашрама, чтобы сказать мне: «Хочешь идти, так иди!» Даже помимо своей воли я проникал в мелководную реку мыслей, смиренно бредущих крестьян, пытаясь ощутить хоть искру, роднящую их с тем Муни, что несколько лет назад рискнул разорвать круг вековой предопределенности. Благодаря своему Учителю я избрал путь богов — бесконечный путь познания и служения. Я с тревогой спрашивал себя, не лучше ли было остаться в этой тихой размеренной жизни, где ежедневные занятия были отшлифованы до ритуальности. Сезон за сезоном, собирая то летний, то зимний урожай, проходили эти люди свой земной путь. Менялась окраска полей, старились лица, обращались в пепел тела, и новые люди выходили на поля, повторяя мысли и дела предков.

Бесконечное верчение гончарного круга в руках равнодушного бога.

Я заставил себя прекратить бесполезные поиски братьев по разуму и обратил свое внимание на старейшину общины, который вышел встречать нас в окружении нескольких крепких парней, державшихся, впрочем, весьма почтительно. Мы получили пищу для себя и корм для лошадей. Кумар расплатился щедро, чем, кажется, несказанно удивил хозяев, привыкших, что вооруженные люди не покупают, а грабят.

Тем временем крестьяне, справившись с собственным страхом, собрались вокруг нас, похожие на идолов, вырезанных из черного сучковатого дерева. Они не говорили, а просто стояли вокруг, рассматривая нас широко открытыми глазами без приязни и особого любопытства. Кое-где перешептывались женщины, закрывающие лица платками. На черных худых руках вспыхивали медные браслеты, звенели серьги. Где-то позади истошно орал ребенок. Никто не делал попытки заговорить.