Две березы на холме

Я рассказывала, как здорово догадалась идти вдоль оврагов, и сколько воды кругом, и какие реки бегут даже и по малым ложкам. И папа вдруг заговорил о том, что жалко терять эту зря уходящую весной воду. Оказывается, у него есть план, он обдумывает его с тех пор, как приехали мы в эти безводные места. И если б не война, наверное, уже кое-что сделали. Оказывается, он мечтал об искусственных озерах или прудах, где бы совхоз разводил замечательную рыбу - зеркального карпа. Но можно было бы и всякую другую: сазана, линя. Им нужна, конечно, проточная вода. Но можно бы сделать цепь прудов, где вода двигалась бы.

Папа сказал, что это и очень выгодное дело - рыба. Не говоря уж о пользе для земли, для нашей-то макушки - водораздельной высотки. Вот, оказывается, что! Мы по географии учили про водоразделы и не знали, что сами живем в таком месте. От нас на запад бегут воды к притокам реки Мёши, а на юг - к притокам Вятки, а значит, и Камы.

- Папа, пап! А что нужно, чтобы были пруды?

- Проекты нужны, расчеты. Надо строить так, чтоб вода не уходила, а держалась. Машины нужны, строительные материалы… Для начала - деньги, тут важно начать!

Я с восхищением смотрела на папу: он думал почти о том же, что и я! Но я считала, что голубые озера в наших местах можно строить лишь после того, как найдут у нас полезные руды или каменный уголь. Когда понаедет народ на шахты и рудники. А оказывается, можно и так, в совхозе, как он есть. Только, кроме свиней, будут у нас расти еще и зеркальные карпы!

- Папа, и рыбалка будет?

- Обязательно! Одни пруды будут промышленные, а другие - для купанья, для рыбалки.

- Мама, бабуся! Вот это да! - звала я повосхищаться вместе со мной. - Представляете - вместо оврагов голубые озера. И не надо нам будет уезжать к реке!

У нас до войны велись разговоры - переехать в другой совхоз, куда-нибудь к реке. Папа наш был родом с Камы и мечтал о реке, о рыбалке. Вот откуда его мечты!

- Я так и решил, Дашутка: зачем уезжать к реке, к воде? Давайте здесь устроим! Сюда приведем воду!

- Я буду рыбку ловить на лодке, - важно сообщил Толя. - Буду плавать все время на лодке.

- Конечно! И так будешь плавать, и на лодке! - смеялся папа.

- Ой, пока это будет, Толик уж вырастет! - вздохнула мама.

- Мам! Ну все равно же будет! (А бабуся пила чай из блюдечка и лукаво посмеивалась.) Пусть даже я уже выучусь и приеду сюда пруды строить! Это, конечно, очень долго, но все равно! Надо, чтобы было, как папа придумал… Пап, а учат где-нибудь строить пруды и озера?

- Учат. Есть специалисты-гидростроители. В строительных институтах есть, видимо, отделения или факультеты.

- Вот опять теперь думай! Или в геологи, или в гидростроители!

Все засмеялись. А мама сказала, что мне еще следует подумать над профессией овцевода на горных пастбищах Тянь-Шаня.

- Горы должны тебя звать - ведь четырнадцать лет тому назад ты чуть-чуть не родилась там, в Киргизии.

- Я еще их не видела, гор. Но наверное, когда увижу, сразу пойму, что они - мои. Тогда уж и думать буду.

Мама и папа были посланы в Киргизию из института раньше своего выпуска - нужно было организовывать овцеводческие совхозы в далекой горной Киргизии. Тогда там еще попадались басмаческие отряды. И мама очень боялась встретить басмачей, объезжая на коне горные пастбища. Однажды ехала она по ущелью и заметила впереди у тропы притаившихся за камнями людей в мохнатых папахах. «Ну, - думает, - пропала: басмачи!» Однако решила попытаться проскочить: «Авось промахнутся! Да еще пока они сядут на коней…» (Где их кони, не успела подумать.) Нахлестала свою лошадку, понеслась мимо папах - и вдруг они со страшным шумом взмыли вверх! Это были птицы - огромные беркуты. Очень мне нравилась эта история про маму.

Там, в горах, и бабуся ездила верхом на коне. Была еще молодая. И я бы родилась в горах, в юрте, если б через год папу не призвали в армию. И мама побоялась остаться в незнакомом краю без него. И они с бабусей поехали родить меня на свою родину. Я думаю, правильно: человек должен родиться на своей родине. Хотя в горах Киргизии тоже бы хорошо. Но может, я еще попаду туда.

Я пошла спать, наказав себя не будить. Хотела, как взрослая, сама проснуться в четыре часа утра, собраться и уйти. И, уже расстилая постель, вдруг вспомнила (наверное, из-за басмачей) наш разговор в классе о фашистах. «Вот посмеются, когда скажу, что я придумала о перинах!» - обрадовалась я, снова выскакивая в столовую.

Я быстро выпалила, про что слышала от ребят и что придумала сама. Но почему-то никто не смеялся. А даже наоборт, как-то отводили глаза друг от друга. Будто я что-то стыдное сказала.

- Поди сюда, дочка, - позвал меня папа и усадил рядом, обняв за плечи. - Вот ведь какая штука. Все эти перины - это вовсе не особая примета фашистов. Как и аккуратность. Это приметы национального немецкого быта. Понимаешь? Я думаю, что и Фридриха Энгельса укрывали периной. Может, и Карла Либкнехта. И абсолютно уверен, что каких-нибудь отвратительных эсэсовцев воспитывали по-спартански и приучали спать в холодных казармах под тонким одеялом.