Две богатенькие малышки

— Когда будешь доставать их из сейфа, проверь, все ли на месте, — сказала Диана. — Я хочу носить их, когда выйду отсюда. — И она рассмеялась своим легким серебристым смехом.

Эмма аккуратно положила листок в сумочку. Диана спросила, как поживает Джастин и как обстоят дела с пьесой Дуга.

— Он говорит, что все в порядке, но я не слишком верю.

— Ну… нельзя сказать, чтобы она имела большой кассовый успех… но со сцены не сходит.

— Обязательно пригласи бедняжку Дуга к себе на День благодарения. — Глаза Дианы блеснули лукавством. — У нас тут тоже будет индейка. Мне это известно из достоверных источников…

— Время истекло,— вежливо, но твердо сказала надзирательница.

Диана кивнула, улыбнулась Эмми и сказала:

— Ты не успеешь оглянуться, как я выйду отсюда.

И она беззаботно помахала сестре рукой, как в тот день, когда покидала зал суда.

Диана совсем не была похожа на женщину, совершившую преступление. Эмми никогда не представляла, чтобы ее сестра могла взять пистолет и выстрелить в человека. Вообще Диана не казалась ей способной на столь сильные эмоции.

Но улики — и в первую очередь записка — показали, что за очарованием и беззаботностью Дианы скрывается совсем другой человек, может быть, тот самый капризный ребенок, который любыми способами добивался своего. И это второе «я» проявлялось только под влиянием безумной любви или ревности. Но неужели, неужели Диана могла так сильно любить — или ненавидеть — Гилроя Сэнфорда?

Эмми подошла к машине. Джастин прогуливался на солнышке, куря сигару. Гвоздика в его петлице слегка приувяла, как, впрочем, и он сам.

— Она в порядке, — сообщила ему Эмми. — Ты не представляешь, насколько… насколько философски она относится ко всему, что происходит.

Джастин ничего не ответил. Молчал он и по дороге, когда они в сгущавшихся сумерках подъезжали к залитому огнями Нью-Йорку.

А на следующий день Эмми и Дуг обнаружили, что часть драгоценностей Дианы бесследно исчезла.

9.

Они вошли в дом около пяти. Дуг открыл дверь своим ключом, второй ключ («Дианин ключ», — невольно подумала Эмми) он отдал агенту по недвижимости, который занимался продажей дома. Уже многие смотрели дом, но пока никто не выразил желания купить его.

В холле царил полумрак; дом, казалось, чутко прислушивался к тому, как они вошли. Ступеньки вели наверх, в гулкую тишину. Эмми хотела было подняться в комнату Дианы и убедиться, что все в порядке, но вспомнила, что до крайности скрупулезная Агнес уже была там, забрала вещи Дианы, отнесла на хранение меха. Затем Эмми подумала о счетах Дианы, о ее чековых книжках и письмах и спросила у Дуга, какова их судьба.

— О, с этим мы разобрались сто лет назад. Этим занимались мистер Бигем и Сэнди. Ты же знаешь, мистер Бигем — доверенное лицо Дианы, как и я. Мы можем сотрудничать и контролировать друг друга. Диана уверена, что рано или поздно она выйдет из… Так ты хочешь подняться в ее комнату? Я не могу…— добавил он.— Я сразу после суда забрал свои вещи и уехал.

Эмми знала, что Дуг перебрался жить в свой клуб. Нет, сказала она, лучше сразу заняться драгоценностями.

Через холл, мимо того места, где когда-то лежало бездыханное тело Гила Сэнфорда, они прошли в кабинет Дуга. Коричневые портьеры были затянуты. Дуг включил настольную лампу и открыл сейф. Эмми показалось, что целые годы миновали с того дня, как Диана в розовом пеньюаре неподвижно сидела, ожидая допроса, а Сэнди по ее просьбе поднимался за бумажным пакетом, в котором лежало целое состояние… Пакет лежал в сейфе на прежнем месте, и веселенькие фиалочки напоминали о нормальном мире, где женщины ходят в дорогие магазины, а не отбывают пожизненный срок за убийство…

Дуг быстро просмотрел список и удивленно поднял брови.

— Господи! Да здесь почти все — наследство! Как же вы с Ди это разделили?

Эмми вспомнила тот далекий день и маму — нежную, хрупкую, но волевую.

— Это была мамина идея. Она сказала, что не хочет, чтобы после ее смерти начались ссоры из-за драгоценностей. Поэтому она выложила все прямо на постель и велела нам выбирать. Первой выбирала Диана — по праву старшей. У нас так горели глаза, что мама рассмеялась и сказала: «Носить все это на себе — все равно что напрашиваться, чтобы в один прекрасный вечер вам проломили голову». Но все равно она велела нам их хранить.

Эмми словно воочию увидела себя и Диану — гордых и серьезных, ведь они принимали первое в своей жизни взрослое решение! Она не заплакала, но отвернулась.

Первое открытие сделал Дуг.

— Вот этот браслет с большими сапфирами… его здесь нет. Может, она забыла его в «Уинстоне»? Я позвоню…

— Нет. — Эмми вспомнила тот день с удивительной ясностью. — Не забыла, я уверена. Более того, ты тогда позвонил в «Уинстон» и отменил заказ.

— Да… наверное… Не помню.

Эмми взяла у него из рук список. Почерк у Дианы был округлый, твердый, как у школьницы.

— Ладно, — сказал Дуг, нахмурясь, — где-то же он есть. Пошли дальше.

Но Эмми обнаружила, что пропала еще одна вещица — тоже браслет.

— Я его помню. Мы обе тогда хотели его взять. Ди часто его носила. Усыпанный бриллиантами, с изумрудной пряжкой в форме змеиной головки.