Суб-лейтенант не появлялся три дня: не приходил к ужину, не встречался им в таверне или на единственной улице Ахарави. И даже возле виллы «Маргарита» его фигура не мелькала, хотя, что скрывать, в сторону дома Манолакисов поглядывали все.
Юра – потому что сдружился с Аристотелем и беспокоился за него.
Полина – потому что должна была до отъезда узнать конец истории.
Леди Камилла… Вот о леди Камилле ничего нельзя сказать с точностью, лишь предположить.
На прямой вопрос подруги о том, что за знак она начертила в воздухе перед господином Манолакисом, Камилла пожала плечами и сказала небрежно:
– Дорогая моя, мало ли знаков осталось в моей памяти со времён работы на адмиралтейство? Даже обсуждать этого не хочу!
В субботу погода начала портиться. Задул сильный ветер, гнавший волны прямо к берегу, белые барашки превратились в высокие пенные валы. Господин мэр с печальной торжественностью вывесил на пляже красный флажок. Тряпочка была изрядно истрёпана, и Полина предположила, что до осенних штормов она не доживёт.
– Зато мы теперь знаем, для чего посредине нашего пляжа торчал этот шест! – сказала она.
Юра печально посмотрел на море и спросил:
– Может, я к Ристу схожу?
– Если бы он смог, он бы сам к тебе пришёл, – отрезала Полина. – Ты вполне можешь посвятить день чему-то полезному. Неправильным глаголам, к примеру. Или началам интегрального исчисления. Или неорганической химии!
– Вот сейчас я всё брошу и буду в каникулы заниматься химией, – пробурчал мальчик и поплёлся в свою комнату.
– Пойду и я, совершу что-нибудь полезное, – вздохнула Полина. – Ужасно не хочется.
– Не хочется – не делайте, в последние дни отпуска ни в коем случае не стоит себя заставлять! – усмехнулась леди Камилла. – Кстати, по поводу господина Шмидта не было новых сведений?
– Ой! Я же последний раз заглядывала в электронную почту ещё до событий у Манолакисов! Идёмте, поглядим!
Да, действительно, письмо от Бориса пришло. И сведения в нём были, с одной стороны, обескураживающие, с другой… С другой стало ясно, что уж чего бы не стал делать «Клаус Шмидт», так это убивать священника. Вообще кого бы то ни было убивать.
Вот что писал муж Полининой сестры:
«Мэтр Штальмарк не обманул и прислал полученные им сведения о человеке, называющем себя «Клаус Шмидт».
Итак, ваша женская компания была права, предполагая, что по происхождению он венецианец. Никколо дель Фаббро, младший сын в младшей ветви влиятельного и чрезвычайно разветвлённого семейства. Но, если старшему его кузену досталось место в Совете при доже и солидный счёт в банке, а также верфи и прочие сладкие куски, то Никколо получил землю и виноградники возле реки Адидже. Мог делать «Вальполичеллу» и радоваться жизни, но… не потянул. По слухам, тяжёлой ежедневной работы, требующей внимания, он с детства не любил. Не зря же кузены дали ему прозвище pigro, лентяй; кстати, это прозвище бродило за ним всю жизнь. Он уехал из дома сперва в Рим, затем в Медиоланум, растратив все деньги, вернулся в Венецию, снова был приставлен к делам и снова неудачно… В общем, по словам мэтра Штальмарка, жизнью Никколо дель Фаббро по прозвищу Pigro можно иллюстрировать учебник для юношества в главе «как не надо».
К моменту встречи с Соней Мингард наш герой был неудачливым брачным аферистом, оказавшимся совсем уж на мели, прячущимся под чужим именем в чужом городе (кстати, насчёт Гамбурга вы тоже предположили верно). Определённая доля обаяния в нём оставалась, брачному аферисту без этого совсем нельзя, и Соню он как-то очаровал.
Вот, дорогая золовка, таковы сведения, полученные мною от личного мага его величества Фридриха IV.
От себя же скажу, что только лишь вашим делом – твоим и твоего женского клуба – является, будете ли вы предупреждать Шмидта-дель Фаббро о грядущих неприятностях, станете ли рассказывать о его биографии самой певице, или предоставите бедолагу судьбе. Лично мне его немного жаль, хотя я всегда не любил бездельников…»
Полина опустила письмо и посмотрела на леди Камиллу.
– Ну? И что вы скажете в качестве члена женского клуба?
Лицо Камиллы было печально, даже уголки губ опустились.
– Странно, но мне тоже его жаль. Может быть, оставим всё как есть?
– А завтра на Керкиру прибудут эмиссары мэтра Штальмарка, и полетят от нашего Клауса клочки его великолепного бархатного пиджака… Тогда уж надо его предупредить!
– И Соню.
– И Соню, – согласилась Полина. – И ещё я бы поговорила с Биддер, потому что, во-первых, это она догадалась о венецианском произношении, а во-вторых, я стала очень высоко ценить её мудрость.
Леди Камилла пожала плечами.
– Поговорить с Биддер несложно, но я уверена, что женщина, за всю свою жизнь не сидевшая без дела и пары часов, не станет сочувствовать бездельнику, – тут она неожиданно фыркнула. – Пф-ф! Брачный аферист, ну надо же!
Камеристка вышла на террасу буквально через несколько секунд, и Полина в который раз подумала, что между Биддер и её хозяйкой явно установилась ментальная связь. Камилла ведь не звала, не звонила в колокольчик, ничего такого не делала…
– Слушаю, миледи.