— Почему трижды благопристойный Запад продал Гитлеру Рейн, Австрию и Чехословакию? Почему этот Запад спокойно взирает теперь на его явную всем подготовку большой войны? Не является ли эта позиция Запада вознаграждением Гитлеру за его обещание уничтожить Советский Союз?
— Нет, Запад не может стать союзником Гитлера, — убежденно возразил Заимов. — Сегодня там могут быть слепые политики, завтра они прозреют или придут к власти другие.
— Полагаться на «или — или» мы не можем, — сказал Бенедиктов. — И разве этот Запад два года назад не предлагал Гитлеру свое участие в его военно-политическом блоке?
— Но этого не произошло! — воскликнул Заимов.
— Как не произошло? — невозмутимо спросил Бенедиктов. — А сделка в Мюнхене, когда Запад открыл Гитлеру дорогу в Чехословакию? Мы же с вами не знаем, какие переговоры предшествовали этой сделке. Но еще тогда, помнится, мы с вами полагали, что главным векселем Гитлера в той сделке могло быть только его обещание дальше на Запад не лезть и обратить свое внимание на Восток.
— Но пакт делает вас его союзником против Запада, и это непонятно, непереносимо, — сказал Заимов.
— Нет, дорогой Владимир Стоянович. Вы видите в пакте то, чего в нем нет. Пакт для нас прежде всего отсрочка войны, нам сейчас головокружительно дорог каждый день мира, чтобы лучше подготовиться к неизбежной войне. А что касается вероломства Гитлера, оно уже известно всем, и нам в том числе. В общем, Владимир Стоянович, стратегический маневр, и больше ни-че-го.
Из ущелья потянуло холодом, и Бенедиктов предложил выбраться на солнце.
Когда они возвратились к машине, он сказал:
— А теперь, спустившись с высот на грешную землю, оглядимся внимательно: не горит ли уже угол вашего дома?
— В нашем доме плохо, очень плохо, — тихо отозвался Заимов.
События будут развиваться с непостижимой быстротой. Когда Гитлер захватит Польшу и немецкие войска встанут вплотную перед русскими, Заимов будет вне себя от волнения. Он понимает, как много значит для России представившаяся возможность выдвинуть вперед свою самую опасную западную границу, но он понимает и другое — Гитлер вышел на плацдарм для войны с Советским Союзом.
А пока он с негодованием наблюдал продажное лицемерие политиков в своей стране. Гитлеровцы лезли в Болгарию напролом. Их послушные слуги из болгарского правительства, да и сам царь Борис, делали вид, будто рады советско-германскому пакту. Но теперь он уже ясно видел — это было лицемерие. Все, что происходило в Болгарии до пакта, продолжалось и теперь. В эти дни продажные болгарские газеты писали, будто отныне все свои действия Берлин консультирует с Москвой. Болгарам, таким образом, предлагали поверить в то, что Советский Союз одобряет полное подчинение их страны гитлеровской Германии. И одновременно болгарские газеты и радио кричали до хрипоты: «Великая Германия!», «Новая Европа!», «Гений фюрера», «Счастье жить в одно время и в согласии с Гитлером!» Самое страшное — многие этому верили и не хотели понять, что еще шаг по этой дороге — и там пропасть...
Утром, встав очень рано и пройдя в свой кабинет, Заимов достал из шкафа военные справочники: немецкие, английские, американские, французские. Сел к столу и погрузился в чтение, делая выписки на листах бумаги.
Несколько раз к нему заходила Анна, звала его завтракать, но он каждый раз просил принести чашечку кофе.
— Что за дела у тебя? — не выдержала Анна.
— Да все проклятая коммерция, Аня, что ж еще, — не поднимая головы, ответил он.
Для всех теперь он был всего лишь коммерсант, торговый посредник, владелец скромной конторы на площади Славейкова. И для любимой жены тоже. Не объяснять же ей, что сейчас перед его глазами колонки цифр глобальной коммерции, название которой в о й н а, и что он занят подсчетом ее приходов и расходов. Она может спросить: зачем тебе это? Что тогда ответить? Сказать ей неправду он не может, это у них исключено. Итак, «коммерция».
То, что он задумал, для чего сидел с рассвета над этими цифрами, было для него глубоко личным, но невероятно большим делом; принятое им решение должно перевернуть всю его жизнь, но даже Анне он сказать об этом не может... не имеет права. Может быть, потом, позже он скажет или она поймет все сама, но сейчас нет.
Он продолжал работу. Теперь на основе своих записей он готовил документ, который назвал очень просто: «Мое мнение». Он включил в документ некоторые выписки в качестве обоснования своего мнения, что следующей целью Гитлера будет Советский Союз. Он даже высчитал, что это произойдет весной 1941 года.
Три раза переписав черновик документа, он отпечатал его на портативной машинке в двух экземплярах и, поставив подпись под последней строкой, позвонил по телефону Бенедиктову.
На этот раз они поехали в местечко Банкя. Это совсем недалеко от Софии — не больше двадцати километров. Там был пустовавший дом одного из друзей Заимова, которым он всегда мог воспользоваться.