Две дороги

— Не торопись, Серик. Работа не волк... — вмешался Ямщиков.

— Пока поработаете здесь, — добавил Павел Григорьевич.

Обычно до полудня Дружиловский спал, а потом вместе с Павлом Григорьевичем через всю Москву они ехали на трамвае в ресторан «Аврора». Там он помогал Ямщикову расставлять стулья, одним пальцем печатал на машинке меню и отчетность по буфету. Потом до вечера было несколько свободных часов, и он болтался по Москве. Не очень веря в посулы Ямщикова и Павла Григорьевича, присматривал себе работу. А вечером снова помогал Саше. Надевал великоватый ему официантский смокинг и делал все, что велел Ямщиков, — улаживал конфликты гостей с официантами, утихомиривал, а то и выдворял подвыпивших скандалистов... Поздней ночью на последнем трамвае они с Павлом Григорьевичем возвращались домой в Сокольники. Никаких офицерских разговоров они не вели — измотанные дорогой и длинным днем в ресторане, сразу ложились спать.

Так прошел месяц. На улице запахло весной. К этому времени Дружиловский уже присмотрел себе чистую работу — его брали администратором в кинематограф. Это было гораздо лучше, чем каждый вечер выслушивать пьяные бредни ресторанных гостей.

Вечером он сказал об этом Саше Ямщикову, но тот встревожился и даже обиделся:

— Не дури, Серик, как раз сегодня мы с Павлом Григорьевичем решили сделать тебе солидное предложение.

Дело оказалось очень выгодным... Какие-то умные люди сумели выкачать спирт из цистерны, стоявшей на товарной станции. Теперь они продавали этот спирт. Ямщиков и Павел Григорьевич собирались его купить, разводить водой и подавать у себя в ресторане вместо водки. Дружиловскому пока поручили произвести своеобразную разведку — купить у жуликов пробный бидончик спирта — и за одно это обещали сумму, которая равнялась его жалованью в летной школе за целый год.

— А если меня с этим бидоном задержат? — спросил он.

— Ну и что? — очень спокойно возразил Павел Григорьевич, рассматривая свои сцепленные на столе руки. — Пришел купить спирта — какая же тут вина? Вы же не знаете, откуда тот спирт.

— А откуда же я узнал, что он там есть?

— На Сухаревке кто-то сказал адрес, а ты случайно услышал... — сказал Ямщиков, он был очень серьезен сегодня. — На сутки неприятностей — это в худшем случае...

Вечером он отправился в Сокольники. Пришлось долго плутать по дачным улочкам, по обледенелым тропинкам — на половине домов не было номеров, и почти нигде не было названий улиц.

Наконец он отыскал нужный дом. Это была приземистая хибара, почти не видная с улицы за кустами. В двух маленьких окнах горел свет — желтые квадраты лежали на осевшем снегу. Занавески на окнах были плотно задернуты.

Дружиловский поднялся на ветхое скрипучее крылечко и постучался в дверь. Ему тотчас открыли.

— Здесь живут Курихины?

— Идите за мной, — ответил из темноты низкий женский голос.

Вытянув вперед руку, Дружиловский пошел на голос. Открылась дверь, и он шагнул через порог в освещенную комнату. Женщина, ничего не говоря, взяла из его рук бидончик и ушла, а он ждал, тревожно выставив вперед худое лицо.

Комнату освещала висевшая под потолком керосиновая лампа-«молния», в углу перед иконами теплилась лампада, в лежанке потрескивали угли, и оттуда тянуло теплом. На подоконнике в клетке, попискивая, прыгала с жердочки на жердочку канарейка. Все тут дышало уютом спокойной, тихой жизни.

Вернувшись, женщина поставила бидончик к ногам Дружиловского, сказала негромко:

— Цена как было сказано, есть ведер двести... — Она села за стол и пододвинула к себе раскрытую книгу.

Он взял бидон и направился к выходу.

— Дверь закройте хорошенько, пожалуйста, — попросила женщина.

Тропинка была скользкая, и с полным бидоном идти было труднее. Подойдя к калитке, он поставил бидон на землю и стал надевать перчатки. В это время калитка открылась, и мимо него быстро прошли несколько человек. Один остановился возле Дружиловского, взял бидон и сказал тихо:

— Идемте.

На улице поодаль стояли два черных автомобиля.

Везли его долго, а куда, не понять. Наконец автомобиль въехал в ворота и остановился. Дружиловский успел заметить только, что двор тесный, а вокруг дома большие и высокие. Его провели в комнату на втором этаже и сразу же начали допрашивать.

Следователь был совсем молодой, а когда снимал очки, близорукие его глаза смотрели совсем по-ребячьи.

— Вы знаете, где находитесь? — спросил следователь, протирая очки носовым платком и прищурясь. Не ожидая ответа, он пояснил: — Вы находитесь в ЧК, на Лубянке. Коротко скажите, кто вы?

— Я преподаватель Гатчинской авиационной школы, — ответил он после долгого молчания, верхняя губа его дрожала, и он придерживал усы пальцем.

— Покупкой ворованного спирта занимаетесь в свободное время? — спросил следователь.

— Просто хотел подешевле купить... для себя... угостить товарищей по школе...

— Для товарищей, значит? Но товарищи-то где? Гатчина, я слышал, под Петроградом, а вы орудуете в Сокольниках, в Москве. Ну? — Следователь взял ручку, занес ее над листом бумаги.

— Я приехал в Москву в отпуск, собирался возвращаться в школу и решил порадовать своих товарищей...