Две Элеоноры

– Ну вот, – расстроилась Нора, – ты всю сказку испортил.

– Неправда, – ласково погладил он ее волосы, – просто я не хочу быть участником чужой сказки. Мы напишем свою, хорошо? И там не будет убитых животных. Все будут живы, здоровы и счастливы. Как ты думаешь? А у главных героев сказки будут шестеро детей. Три девочки и три мальчика.

– Ты с ума сошел, – замахала на него руками Нора, – да я помру раньше, чем рожу такую ораву!

– А сколько же ты хочешь? – В его голосе послышалось легкое напряжение.

– Ну… одного… или двоих… У меня уже не тот возраст, чтобы стать многодетной матерью. Двадцать восемь – это тебе не восемнадцать лет.

– Об этом я не подумал. Просто мне хотелось, чтобы в доме было много детей.

Они замолчали, думая каждый о своем. Потом Джефри приподнялся на локте и посмотрел в погрустневшее лицо Норы:

– Прости меня, малыш. Я не хотел тебя расстраивать. Сколько будет детей – столько и хорошо. Мы молоды и любим друг друга, а это главное. В конце концов, мы можем усыновить хоть целую футбольную команду. Как ты на это смотришь?

– На что? – чуть принужденно улыбнулась Нора. – На перспективу появления в доме двенадцати пацанов или на сам процесс усыновления?

– На то и другое.

На этот раз пауза была гораздо дольше. Нора смотрела на огонь и думала о том, как резко меняется ее жизнь, спрашивая себя, готова ли она к переменам. Сейчас у нее последний шанс спрыгнуть с подножки поезда, отказаться от этого мужчины, ломающего все ее жизненные устои… Но она, легко рассмеявшись, кивнула, глядя в глаза любимого:

– Положительно. Пока ты рядом, я готова усыновить целую роту, при условии, если пацаны будут такие же красавцы, как ты.

– Ну полное сходство я не гарантирую, но то, что я всегда буду рядом, – за это ручаться могу.

За окном занималась робкая зимняя заря, а они все продолжали обсуждать свои планы и взаимные условия… Жаворонок Джефри пообещал, что не будет будить по утрам сову-Нору, а мерзлячка Нора, в свою очередь, поклялась, что будет закаляться, начиная с завтрашнего дня, потому что Джефри не мог заснуть в душной комнате.

Так, шаг за шагом, они вырабатывали кодекс правил, составляющих основу мирного сосуществования людей, совершенно разных по жизненному опыту, но стремящихся всей душой найти точки соприкосновения, а не отторжения. Наконец основные вопросы были решены, и будущие муж и жена заснули прямо на шкуре перед угасающим камином, впервые обойдясь без сексуальной игры. Им было хорошо вместе, словно двум половинкам, нашедшим друг друга в огромном мире.

Ночной мрак расступился, и головы животных, висящие по стенам, уже не смотрели на них с угрозой. Казалось, волки и олени, кабаны и медведи, и даже гордость охотничьей коллекции – кафрский буйвол, привезенный Мадлен из Африки, берегли их сон, словно лесные стражи. Старинные часы с кукушкой тихо отсчитывали последние минуты их романтических каникул. Впереди ждали работа и Мадлен…

Только воспоминания о рождественской поездке помогли Норе пережить последующие месяцы дрессировки, которые устроила ей Мадлен, заявившая, что не желает, чтобы ее будущая чемпионка в чем-нибудь уступала Элен. Та прекрасно танцевала, и Норе пригласили учителя бальных танцев, та говорила по-французски, и Мадлен тут же перешла в общении с Норой на язык Бальзака и Гюго. Бедная девушка, весьма равнодушная к языкам в колледже, несколько приуныла. Она попыталась пожаловаться Джефри, но тот только улыбался.

– Она не Пигмалион, а я не Одри Хепберн! – в порыве гнева кричала Нора.

– Дорогая, выбери что-нибудь одно, – парировал красавец, – либо Рекс Харрисон и Одри Хепберн, либо Пигмалион и Галатея. Не надо путать мюзикл с классикой…

Так, в тренировках и любовных перипетиях незаметно летели дни. Джефри и Нора уже успели съездить на несколько местных соревнований, и казавшийся таким далеким Чемпионат Мидлендса в Коустоне приближался с неотвратимостью скорого поезда, затмив собой все остальные проблемы.

В один прекрасный весенний день Мадлен вышла к завтраку чуть более торжественная, чем обычно, и, стараясь не подавать виду, что волнуется, произнесла будничным голосом:

– Готовьтесь, ребята. На следующей неделе едем в Коустон.

Услышав о приближении часа «Х» Нора слегка приуныла, и если бы не веселое подтрунивание Джефри, совсем бы скисла. А тот, словно двужильный, все утро возился с ней и Колизеем, а потом, после обеда, выводил Трепета и прыгал через барьеры, с каждой неделей поднимая жерди на препятствиях все выше.

За два дня до отъезда Мадлен устроила им экзамен и впервые в жизни похвалила своих подопечных. Это было что-то из ряда вон выходящее, и если бы Норе предложили на выбор олимпийскую медаль или похвалу этой скупой на комплименты женщины, то неизвестно, что бы она выбрала.

А на следующий день, накануне отъезда, Мадлен устроила им выходной, мотивировав свое решение тем, что какое бы место ни заняли Нора и Джефри, они заслужили «небольшую морковку», а Колизей и Трепет – право хоть немного отдохнуть от опостылевших всадников.