Две Елисаветы, или Соната ля минор. Судьба твоя решится при Бородине. Две исторические пьесы

На набережную выходит Орлов в ослепительно белом с золотом мундире. Его сопровождает свита. Августа скрывает лицо под вуалью. Орлов подходит к столику Шувалова, залпы обрываются.

Орлов: Добрый день, дражайший отец мой Иван Иванович. Шёл я в церковь, да попал на свадьбу. Неплохо вы здесь устроились. Звонкая гитара, юные девицы, сладкое вино и целые клумбы цветов…

Шувалов: С прибытием, мой дорогой граф. На какую свадьбу? Это очень неудачная шутка, чур вас за такие слова, Алексей Григорьевич. Живу я тихо и скромно, словно монах-пустынник, и цел лишь вашими слёзными молитвами. Службу царскую исполняю я честно и исправно.

Орлов: Дай бог вам усердия, господин обер-камергер. Я доставил вам письмо из Петербурга и высочайшее повеление. Содержание письма есть государственная тайна, а исполнение его должно быть беспрекословным. Под страхом смертной казни.

Шувалов: То-то я смотрю, с какой помпой, с дымом, грохотом и адской пальбой вы изволили доставить мне тайное письмо.

Орлов пристально смотрит на Паисиелло и Чимарозо, те, почтительно кланяясь, пятятся назад. Орлов выжидающе смотрит на Августу, но Шувалов машет ему рукой. Орлов подаёт письмо, перевязанное шёлковой голубой лентой, которое Шувалов принимает с поклоном и прячет во внутренний карман.

Орлов: Говорят с уха на ухо, в слышно из угла в угол. Пальба сия, любезный Иван Иванович, предназначена для устрашения врагов и к радости друзей нашего государства. Маркиз Пугачёв захвачен и отдан в тайную для дознания. Бунт внутри государства задушен. Осталась самая малость – захватить внешних друзей маркиза, и для их-то устрашения и произведён сей малиновый звон.

Шувалов: Внешних врагов? Друзей маркиза Пугачёва? Захватить в Неаполе? Боже мой, какие нешуточные страсти, Алексей Григорьевич. Вы словно с луны свалились.

Орлов: Вор у вора дубину украл, да за море сбежал. Господин обер-камергер, немедля прочтите письмо государыни.

Шувалов достаёт письмо, внимательно читает, затем снова прячет его.

Шувалов: Алексей Григорьевич, здесь эта авантюрьера. Я не придавал ей такого значения. Думал, что она всего лишь очередная безродная пустобрёшка. Мда… Много она на себя всклепала. Её следует немедленно изничтожить, дабы впредь другим неповадно было.

Августа: Какая авантюрьера?

Орлов: Милая синьорина, не встревайте в чужие государственные дела, коль не желаете закончить свою юную жизнь в мрачной монастырской келье. Мы, русские, говорим: не точи нож супротив себя, не вей верёвки для своей выи.

Августа: Мне это известно, граф Орлов!

Она приоткрывает вуаль и смотрит прямо в глаза Орлову. Тот падает на колено и почтительно целует край её платья.

Русские офицеры: Всевышний боже! Цесаревна!.. Храни господь её императорское высочество! Дай нам счастье и честь послужить ей не на жизнь, а на смерть!..

Августа: Господин обер-камергер, я изволила задать вам вопрос.

Шувалов: Высочайшим повелением мне предписано оказать всемерное содействие в наискорейшем розыске, изобличении, захвате и доставлении в Петербург некоей самозванки, дерзнувшей во всеуслышание объявить себя незаконнорожденной дочерью усопшей императрицы Елисаветы Петровны, царство ей небесное, и находящейся в пределах неаполитанского королевства.

Августа: Боже, какая низость.

Шувалов: Увы, ваше высочество. Вот письмо.