— Ясное дело. Атеизм считаю кретинизмом. Единственная вещь, в которую я глубоко верю — так это в мудрость Господа Бога, в то, что он может понять абсолютно все.
— Интересная точка зрения… — пробормотал ксёндз.
Я уже двинулась было по дорожке, и в самом деле выложенной очень ровными плитками, но остановилась и немного пояснила предыдущее высказывание.
— Одним из главных проявлений мудрости является чувство юмора, — решительно заявила я. — И если вы, проше ксёндза, намерены утверждать, что Господь Бог не обладает чувством юмора…
Рассмеявшись, ксёндз взял меня под руку и повёл по дорожке, говоря:
— Вот уж вы обязательно рассмешили бы Господа! Надеюсь, если в таком духе пойдёт разговор с ксёндзом викарием, ему будет легче собраться с мыслями.
У меня создалось впечатление, что и без меня викарию не так трудно было собраться с мыслями. Правда, он выглядел ещё очень слабым физически, но с головой был полный порядок, хотя тема разговора заставляла его очень нервничать, а волнение, по мнению врачей, было пациенту противопоказано.
— Я тут лежал и много думал, — начал викарий слабым голосом. — И пришёл к выводу, что моя покойная прихожанка стала свидетельницей довольно странных событий, но лишь совсем недавно поняла — речь идёт об убийстве. Она не сумела скрыть от преступников, что догадалась о преступлении, и поэтому стала опасаться за собственную жизнь. Металась душевно и физически, пыталась что-то предпринять. Впрочем, вопросы её душевного состояния и совести предоставим Господу, а я… насколько позволяли мне совесть и недостаток фактических данных, пришёл к некоторым выводам. Человек, убивший другого человека, живёт теперь под фамилией своей жертвы и не остановится перед убийством любого, кто сможет его разоблачить. И очень возможно, именно у вас имеются доказательства…
Я слушала, боясь перевести дыхание, боясь пропустить слово.
— Какие доказательства, Езус-Мария? — вырвалось у меня. — Ничего не знаю о доказательствах.
— Возможно, какие-то документы. Преступники недвусмысленно вам угрожают, в их задачу пока не входит убить и вас, слишком много трупов для них самих опасно, вот и хотят заставить замолчать. Так я это понимаю. Вы слишком много знаете. Вторым лицом, которому тоже угрожает опасность, является подруга покойной…
Я поспешала успокоить викария, чтобы попусту не мучился.
— Из-за неё не переживайте, проше ксёндза, я знаю эту подругу. Зовут её Иоланта Хмелевская, она отлично знает о грозящей ей опасности и уже предприняла собственные меры. Улетела за океан. Звонила мне из аэропорта, чтобы и меня предупредить.
— Слава тебе, Господи!
— Ведь теперь и я тоже, проше ксёндза, о многом догадываюсь. Правда, не имею ни малейшего понятия, кто кого убил и почему, но знаю о наличии афёры. Даже в своё время сама вывела аферистов на чистую воду, пропечатав о них в газете. А недавно узнала и фамилию самого афериста.
— Пани может мне её назвать?
— Иреней Либаш.
Ксёндз викарий закрыл глаза и страшно побледнел. Я было испугалась, но викарий уже пришёл в себя, открыл глаза, и они переглянулись с ксёндзом пробощем. Я ждала, может, что скажут, но оба молчали.
Молчание нарушила, естественно, я.
— Говорить дальше?
— Да, пожалуйста.
— Возможно, моя публикация нанесла их бизнесу ущерб, но, думаю, незначительный. И было бы последним идиотизмом за это предостерегать меня с применением голов, ведь любой нормальный человек при виде мёртвой головы обязательно выйдет из себя. С другой стороны, они точно не знали, что именно Елена успела мне сказать и что написала в своём письме. Может, надеялись, что я и в самом деле перепугаюсь. В общем, в принципе кое-что я понимаю, кое-что знаю, но пользы мне от этих знаний никакой.
Оба ксёндза опять переглянулись. Видимо, какое-то важное звено в преступной афёре являлось тайной исповеди, и они не имели права знакомить меня с ним. Придётся догадываться самой.
И я принялась рассуждать вслух.
— Ренусь мог напустить убийц на дядюшку, чтобы завладеть наследством, — выдвинула я первую пришедшую в голову версию. — Или на первого мужа своей жены. Нет, не подходит к Ренусю, не такой у него, судя по всему, характер. И тот факт, что связался с бывшим работником органов, тоже никаким боком к Ренусю не подходит. Скорей уж Ренуся собираются пришить, чтобы воспользоваться его богатством, ведь Ренусь слишком глуп, чтобы самому им распорядиться по-умному, приумножить и так далее… И любящая супруга одобряет эти планы… Нет, такое исключено, не связалась же она сама с Новаковским, есть же, в конце концов, какие-то границы, предел низости… Там обязательно затесался кто-то третий, а Новаковский может оказаться шантажистом-вымогателем…
Оба ксёндза внимательно слушали меня, на их лицах ничего не отражалось. Я даже не обратила внимания на то, что в ходе дедукции назвала фамилии, которых на исповеди викарий мог и не слышать. Но вот где-то в самой глубине его глаз мелькнула искорка, и я поняла — нахожусь на верном пути. Наверняка викарий об искорке не догадывался, иначе, как честный исповедальник, поспешил бы закрыть глаза.