Итак, что-то в моих рассуждениях оказалось правильным. Пойдём дальше.
— Учитывая все сказанное выше… Попробую пообщаться с нормальными людьми, порасспрашиваю знакомых. С соблюдением осторожности, — добавила я, заметив, как беспокойно дёрнулся викарий. — Не буду явно ни во что совать нос… Ладно, поговорю и с полицейскими, может, приставят ко мне какую охрану, ведь я могу выступать в роли своего рода приманки…
О полиции я добавила только для успокоения ксендзов. Как же, стану я звонить, разбежалась! Завтра приезжает Гжегож, очень нужно, чтобы за мной всюду тянулся хвост. Дня через три, когда Гжегож уедет, может, и позвоню. А пока ограничусь тем, что на ночь стану запираться на цепочку.
Ксёндз пробощ пошёл на подсказку.
— Возможно, имело бы смысл подумать пани о прошлом, вернуться в более отдалённые времена, — мягко проговорил он. — Например, попытаться вспомнить, какими документами пани располагает. Ведь как часто человек сам не знает, что у него есть…
Обшарпанная чёрная папка… О Боже, не стану же я сейчас заниматься перетряхиванием барахла в чулане! С чуланом мне не справиться даже в здоровом состоянии, лошадиное здоровье требуется и здоровые ноги, сто здоровых ног! Если Гжегож прав, может, преступники и в самом деле знали, на что шли, рикошетом стреляя в меня. Очень неплохой способ заставить меня отказаться от всякой попытки рыться в чулане.
Викарий все ещё слабым голосом жалобно произнёс:
— А больше я ничего не могу сказать.
— Ты же сам попросил пригласить пани Хмелевскую, сынок, — мягко упрекнул его старший по званию. — Впрочем, думаю, и сказанного достаточно, пани о многом догадывается и теперь в её силах избежать несчастья…
— Да, кстати! — вдруг вспомнила я. — Та подруга покойной, Иоланта, сказала, что отправила мне письмо. Возможно, и оно что-то прояснит.
Хорошо, что я вспомнила о письме. По лицу викария было видно, что упоминание о нем сняло тяжкий камень с его совести. Он глубоко вздохнул и опять переглянулся с пробощем, который тоже явно обрадовался.
— Остаётся надеяться, что в нем Иоланта ничего не стала скрывать! — обнадёжил меня последний.
Я поблагодарила викария и решила избавить его от своего присутствия.
Пока ехала, вспомнила, что в телефонном разговоре с Гжегожем мы не уточнили, как он доберётся из аэропорта до своего Константина. Ведь не на мафии же поедет! Аэропорт полностью оккупирован мафиозными таксистами, дерут они с пассажиров миллионы и не допускают никакие другие машины. На автобусе не поедет, это точно, а вот радио-такси я могла бы ему заказать. Впрочем, он может из Парижа и сам себе его заказать. Жаль, что такая возможность только сейчас пришла в голову, уже не успею связаться с Гжегожем. Но ничего страшного, сам догадается и наймёт машину прямо в аэропорту Окенче, там оказывают такие услуги.
Успокоившись насчёт машины, я занялась второй проблемой, связанной с Гжегожем, — своей головой. Есть две возможности: сегодня же сделать причёску в парикмахерской или завтра с самого утра заняться головой дома, вымыть и закрутить волосы на бигуди. К двенадцати успела бы высохнуть и потом целых три дня могла бы не думать о голове, парикмахерская же укладка никогда трех дней не выдерживала. Вот только нога проклятая… очень трудно сгибаться над ванной. К тому же утром может не оказаться горячей воды. Нет, не стану рисковать, сейчас прямо и зайду в парикмахерскую. Можно, конечно, и завтра с утра туда забежать, но, ручаюсь, по закону наибольшей пакости будет грандиозная очередь.
Вышеупомянутые проблемы вытеснили из головы и Ренуся, и ксендзов, и полицию, и все на свете преступные афёры. Подождут, сейчас у меня более важные дела.
Доехала до дома, вышла из машины, вошла в подъезд, поздоровавшись с вошедшей через второй выход соседкой, и сама вышла через него на противоположную сторону дома, где, в нашем же доме, размещалась парикмахерская.
Пока спускалась по пяти ступенькам с крылечка, все думала о причёске, решив, что с утра ещё успею её подкорректировать. Нафукаю «Виттелем» в аэрозоли и уложу феном, и чихать мне на воду! Может и вовсе никакой не быть.
Вот так дурацкая голова спасла мне жизнь, или, на худой конец, здоровье.
Взрыва я не слышала, в парикмахерской было включено радио. Соседи вели себя спокойно, позвонили в мою дверь, понюхали, не обнаружили запаха газа и оставили мою квартиру в покое. Вообще-то немного легкомысленно с их стороны, я могла лежать внутри без сознания. К счастью, не было меня дома, так что я очень благодарна соседям за то, что не стали взламывать дверь. И дверь, и замки в ней уцелели.
Отсидев своё в парикмахерской, я, не предчувствуя ничего плохого, доковыляла до своей двери, отперла её и, входя в прихожую, автоматически нажала на выключатель. Свет не зажёгся. «Лампочка перегорела», — подумала я, шагнула в полутёмную прихожую, на что-то неловко наступила больной ногой, выругалась от боли сквозь зубы — и остолбенела.
На улице ещё не стемнело, а все выходящие в прихожую двери застеклённые, так что у меня была полная возможность оценить царящее в прихожей безобразие.