Две интервенции. 1918–1922, 2022–2023 гг.

Ответило ли литовское правительство на телеграмму или нет, неясно, но 8 октября в 10 часов утра над Ригой появились три аэроплана, сбросившие несколько тяжелых бомб и прокламации на русском языке, в которых говорилось: «В любую минуту между латышами, эстонцами и большевиками может быть заключен мир. Таким образом, латыши и эстонцы становятся нашими врагами… Тех латышей, которые остались верны царю, закону и порядку», трогать не следует, в то время как остальные «озверевшие выродки рода человеческого, забывшие Бога и Евангелие, будут уничтожены огнем и мечом»[92].

В тот же день латвийское правительство послало на имя мирной конференции Верховного совета в Париже и маршала Фоша телеграммную ноту с просьбой о защите от нападения Бермонта и в происшедшем обвиняло исключительно Германию.

Аваловцам первоначально противостоял латышский Южный фронт под командованием полковника Зелитанса. В составе фронта было 11,5 тысяч штыков, 9 пушек, два аэроплана, один бронепоезд и три броневика. Кроме того, в «Рижском охранном районе» находилось 5 тысяч солдат.

Значительная часть войск находилась на Латгальском фронте, действуя против большевиков. Там были и Курземская дивизия (бывшая бригада Балодиса). Ульманис знал, что ее костяк воевал в мае 1919 г. вместе с немцами, и к боям с аваловцами дивизию не привлекали. Там же, на Латгальском фронте, находился и ландвер, офицеры которого вступили в связь с Бермонтом. В районе Мадоны (с 1920 г. Биржи) ландвер имел боестолкновения с латышскими частями, но соединиться с аваловцами не успел.

8 октября войска Бермонта-Авалова захватили города Двинск и Тукумс, а на следующий день овладели пригородами Риги. Полковник Земитанс со своим штабом в панике бежал из Риги и приказал войскам занять позиции у Юглских озер. 10 октября правительство Ульманиса бежало в Цесис, предварительно сделав заявление, в котором говорилось, что правительство надеется, «что жители Риги с присущим им хладнокровием и любовью к порядку сумеют вынести и это испытание». Народный совет также перебрался в Цесис. В Риге началась паника, и в сторону Юглы потянулись потоки беженцев.

Казалось, что судьба Риги уже предопределена. Но в последний момент Бермонт остановил свои войска и при посредничестве западных союзников решил вступить в переговоры с Ульманисом.

Эта задержка и решила судьбу кампании. К вечеру 10 октября в Ригу прибыли четыре эстонских бронепоезда, а в ночь на 11 октября к крепости Динамюнде подошли четыре британских и четыре французских корабля.

Вмешательство эстонцев в принципе понять можно — с одной стороны, они боялись, что Бермонт, захватив Латвию, займется Эстонией. Ну а с другой стороны, они по-прежнему мечтали отхватить северную часть Латвии. Забегая вперед, скажу, что в последнем они преуспели, и в качестве компенсации за расходы по интервенции Эстония получила латвийский город Валка.

Зачем же в курляндские дела полезла тетушка Антанта, можно только гадать. Лондон и Париж одновременно стремились к двум взаимоисключающим целям — подавить большевизм в России и создать барьер из государств-лимитрофов. Еще 16 января 1919 г. Джордж Ллойд заявил в Париже: «…положение в России очень скверное; неизвестно, кто берет верх, но надежда на то, что большевистское правительство падет, не оправдалась. Есть даже сообщение, что большевики теперь сильнее, чем когда бы то ни было, что их внутреннее положение сильно, что их влияние на народ теперь сильнее… Но уничтожить его мечом… это означало бы оккупацию нескольких провинций в России. Германия, имея миллионы человек на восточном фронте, держала только край этой территории. Если послать теперь для этой цели тысячу британских солдат в Россию, они взбунтовались бы… Мысль о том, чтобы уничтожить большевизм военной силой — безумие… Военные поход против большевиков сделал бы Англию большевистской и принес бы Лондону Совет»[93].

Тут, как говорится, лучше не скажешь! И, соответственно, перед тетушкой Антантой стояла дилемма — или мириться с большевиками, разумеется, стараясь получить более выгодные условия, или решительно поддержать какого-либо энергичного белого генерала: Колчака, Деникина, а за неимением лучшего сошел бы и Бермонт. Кстати, и как стратеги, и как политики Колчак и Деникин были, по крайней мере, не выше нашего Рафаиловича. А вот помогать белому вождю следовало не войсками (это стало бы ему медвежьей услугой), а деньгами, современным оружием и снаряжением, и, что очень важно, обеспечением тылов и флангов от любых националистических бандформирований, начиная от воинства К. Пятса и кончая бухарским ханом.