Две королевы

Он приблизился, она притянула его к себе и стала пристально разглядывать. Лицо ее помрачнело: она все поняла. Нет взгляда проницательнее, чем у больного, от которого хотят скрыть правду.

— О! Мне все ясно! — продолжала она. — Побудь со мной сколько сможешь, я хочу поговорить с тобой.

Король выглядел довольным; лицо королевы немного оживилось. Нада заговорил с Ромулом, с Юсуфом, со всеми, кто их окружал. Никогда еще он так не блистал остроумием и не был таким умопомрачительно забавным. Врач не верил своим глазам.

— Этот малыш — настоящий герой, — скажет он впоследствии, — в его тщедушном тельце была душа полубога. Сила воли, которую он нашел в себе, способна была бы сдвинуть горы, ибо особенность этого ужасного яда состоит в том, что он останавливает кровь и одновременно парализует разум.

Нада провел у королевы более часа; Мария Луиза несколько раз улыбнулась, и это было уже много. Затем она печально посмотрела на карлика и подозвала его. Ее руки гладили его редкую поседевшую шевелюру, и вдруг она сказала:

— Я хотела бы на минуту остаться наедине с Надой и Луизон; это возможно?

— Ты удаляешь меня, Луиза? — с упреком в голосе спросил король.

— Ты устал, Карл, тебе надо отдохнуть; иди поспи, потом придешь опять. Мне же не следует спать, я и так слишком много сплю. Нада и Луизон помогут мне написать письмо моему отцу. Нада ведь мой секретарь, ты же это знаешь.

Врач сделал знак королю, напомнив ему, что ей нельзя противоречить; тогда Карл II с трудом встал, несколько раз поцеловал королеву и удалился. Проходя через первый зал, он увидел герцога де Асторга, неподвижно стоявшего на посту, и печально махнул ему рукой.

— Ты остаешься здесь, герцог? И не собираешься вернуться к себе во дворец?

— Пока ее величество королева в опасности, место ее главного мажордома здесь, рядом с ней, государь, и я не покину этот пост ни днем ни ночью.

Король прошел мимо; он не испытывал ревности, какая охватывала его во время приступов ярости, а страсть герцога де Асторга к королеве казалась ему неспособной вызвать у кого бы то ни было раздражение, поскольку она таилась в течение стольких лет; к тому же у смертного ложа страсти всегда утихают, уступая место боли.

— Меня вы тоже отсылаете, ваше величество? — спросил мавр.

— Нет, Юсуф, напротив, я могу говорить при вас, вы тоже поможете мне; я попрошу вас о последней услуге.

— Последней?!

— Да, Юсуф, последней. Я прекрасно чувствую, что со мной; вы продлеваете мне существование своим искусством, но жизнь покидает меня, и вскоре от меня останется только мертвое тело. Мой бедный Нада, нас обоих отравили, так же как тех бедных женщин, которых от меня прячут.

— Нет, госпожа, вы ошибаетесь.

— Я не ошибаюсь, и ты не обманешь меня, Нада. Я вижу, я знаю все, и время не ждет. Ты делаешь героические усилия, требуешь от своей слабенькой натуры больше, чем она может дать, мой бедный карлик, а я тороплюсь поблагодарить тебя и сказать слова прощания, чтобы ты после этого мог уйти и спокойно умереть. Ты был мне добрым и преданным слугой и до самого конца давал этому доказательства. Мы скоро встретимся, будь спокоен, и больше никогда не расстанемся.

— Моя добрая хозяйка, вы разрываете мне сердце.

— Не перебивай меня, дитя мое, мне надо многое сказать, а времени осталось мало. Я не хочу, чтобы распространялись слухи о моем отравлении, слышите? Приказываю вам всем опровергать их, и в первую очередь это касается тебя, Юсуф, ведь твоя ученость позволяет влиять на убеждения людей. Моя смерть может стать поводом для войны. Я люблю Испанию, я хорошо ей служила и послужу, даже когда меня здесь не будет. Вы обещаете повиноваться мне?

— Ваше величество…

— Так нужно, я так хочу, а воля умирающих священна, ее не обсуждают, обещайте же.

Они собрались у ее кровати: Луизон на коленях по-прежнему плакала наЕ?зрыд, Нада сидел на корточках, едва не падая, а врач стоял у ее изголовья.

— Мы будем повиноваться, ваше величество, клянусь от их имени.

— Хорошо.

— Госпожа, — заговорила Луизон, заливаясь слезами, — если ваше величество хочет увидеть своего придверника… он здесь, в моей комнате.

— Благодарю тебя, Луизон, я снова убедилась в твоей искренней привязанности, ты угадала мое желание. Но подожди, прежде я должна попрощаться. Сначала с этим несчастным, что страдает и молчит, хотя силы у него иссякают: моя признательность облегчит его муки. Поцелуй меня, мой Нада! На пороге вечности дистанции исчезают, госпожа и слуга вместе предстанут перед Богом. Я благословляю тебя как мать и хозяйка, и повторяю, ты благородное и достойное создание, Нада, прости мне твою смерть. По крайней мере, тебе могли бы оставить жизнь, ведь она не влияет на равновесие в Европе.

Горькая улыбка появилась на ее бледных губах; карлик держал руку королевы и целовал ее.

— Иди, друг мой, иди! Юсуф, уведите его, он слишком долго боролся с болью. Прощай или, все же, до скорого свидания! Если ты уйдешь первым, подожди меня, я не задержусь. Прощай! Прощай!