Две короны

– Нет. – Рен повернулась к воде. – По уши влюбленный дурак утонул, пытаясь переплыть реку. А королева Мирелла наблюдала за ним из своей башни и смеялась.

Тор выглядел возмущенным.

– Какой жестокий конец.

– Месть – жестокое дело, Тор. И если уж на то пошло, то и любовь тоже. – Рен зашагала ко дворцу. – И это самое правдивое, что я могу рассказать тебе.

Солдат пошел следом за ней.

– Когда вы говорите о любви с принцем Анселем, кажется, что вы верите в нее. Но сейчас вы говорите об этом так, словно это какое-то проклятие.

– Иногда любовь может быть проклятием, – ответила Рен. – Она может быть тюрьмой. Или смертным приговором.

«Осторожнее», – предупредил голос Банбы в ее голове. Сквозь туман от ледяной шипучки Рен вспомнила, кем она должна была быть: Розой. Она захлопала ресницами, глядя на Тора через плечо.

– А иногда любовь – особенно королевская – может быть падающей звездой, которая вспыхивает во дворце в нужный момент и наполняет твою жизнь такой яркостью, что ты знаешь, что тебе никогда больше не будет грустно, одиноко или что ты останешься без увлекательной настольной игры.

Между его бровями появилась морщинка.

Рен улыбнулась:

– Не беспокойся, солдат, я не утоплю дорогого Анселя в реке. Я совсем не похожа на эту ужасную ведьму Миреллу.

Тор догнал ее тремя большими шагами:

– Я не уверен, что верю в вашу историю. Она больше похожа на сказку на ночь.

– В сказках на ночь всегда хороший конец.

– Не в Гевре. В наших историях в конце всех съедают волки. Нам нравится пугать наших детей при первой же возможности. Напуганный ребенок – защищенный ребенок.

– Это ужасно! – воскликнула Рен, но, когда взглянула на солдата, то увидела, что он улыбался. – Ах, это была шутка. Я не знала, что у тебя есть чувство юмора.

– Вам еще многое предстоит узнать о гевранцах, Ваше Высочество.

– Почему бы мне тогда не начать с тебя, – робко предложила она. – Откуда ты родом? И как ты оказался на этих берегах, защищая принца, который любит пазлы?

Тор так долго молчал, что Рен подумала, не зашла ли она слишком далеко в их разговоре, но затем он снова подстроился под ее темп, и они зашагали дальше бок о бок.

– Я вырос на острове Карриг. Это место суровой дикой природы. Целый день пути от столицы Гринстада, и это не считая времени, которое плывешь на лодке. Он… довольно далеко.

– Готова поспорить, там воняет морскими водорослями, – задумчиво произнесла Рен. Она подумала об Орте и вдруг почувствовала, что скучает по ней всем сердцем. – Что там на Карриге?

– В основном фермы.

– Так, значит, ты деревенский мальчик! – Рен замедлила шаг, охваченная абсурдным желанием рассказать ему о животных Орты – как в первый раз, когда она вызвалась помочь Банбе во время сезона ягнения, ее вырвало на себя. Дважды. – Какие там фермы?

Тор посмотрел на нее:

– Вы правда хотите знать?

– Да, – ответила Рен и сама удивилась своему интересу.

– С дикими животными. – Теперь она слышала улыбку в его голосе. – Моя семья – табунщики. Мы выращиваем и обучаем зверей: снежных тигров, жеребцов, лис, волков, белых медведей…

– Так вот откуда берутся звери, – задумчиво произнесла Рен. – И я полагаю, что там их дрессируют для вашего кровожадного короля и его разрушительных войн…

Голос Тора изменился.

– Так было не всегда.

Рен украдкой еще раз посмотрела на Тора:

– Значит, тебе это не нравится, верно?

– Не имеет значения, что мне нравится. Я больше не живу на Карриге.

– Но ты все еще табунщик? – Рен чувствовала это в нем: проницательные наблюдения, постоянная настороженность. В некотором смысле он был таким же, как его волчица.

Тор пожал плечами:

– Возможно, табунщик в душе, но не на службе.

Впереди сверкали Золотые ворота, но Рен обнаружила, что еле волочит ноги. Если дворцовая стража заметит, как она прогуливается с солдатом-гевранцем, Чапман обрушится на нее, как гроза. Она содрогнулась при мысли о том, как отреагировал бы Ратборн.

– Почему ты тогда решил оставить это? Твой отец заставил тебя вступить в армию?

Тор замедлил шаг, чтобы подстроиться под ее темп.

– С моим отцом произошел несчастный случай десять лет назад. Моя мать заботится о нем, а сестры управляют фермой вместо него. Они тоже табунщики. Но они молоды, а звери могут быть жестокими. Часы работы долгие, а местность труднопроходимая, – при этих словах по его лицу скользнула тень. – В некоторые зимы еды едва хватает, чтобы не умереть от голода.

Рен уставилась на солдата и впервые увидела его – без доспехов, без подозрений. Он был сыном. Братом. Защитником. Прежняя дрожь опасности переросла во что-то другое: что-то теплое и трепещущее у нее в животе. Что было почти наверняка хуже.

– И табунщик отправился на войну.

– Табунщик хорошо подходит для войны, – сказал он без особого энтузиазма. – Наша естественная близость с животными означает, что мы можем не только приручать их, но и сражаться, как они.

– Так ты стал самым доверенным солдатом Аларика? Благодаря природным талантам?

Он покачал головой:

– Еще в детстве я тренировал Аларика.

– Подожди, – у Рен отвисла челюсть, – ты дружишь со злым королем?