Две луны

Не передать, в какой тоске провел я остаток дня. Стены квартиры — казалось — грозили сомкнуться и расплющить меня. Я метался из комнаты в комнату — как тигр по вольеру. То падал на кровать — в подушку лицом — и ненадолго затихал.

Плача — я доел крабовый салат, порядочно измазав майонезом губы. Не то чтоб я был голоден. Но, прикладываясь к ложке — я чувствовал «мистическую» связь с Тией и Бхайми, приготовившими этот салат.

Отчаяние душило меня, как анаконда свою добычу.

И все-таки в глубине моей души теплилась надежда. Ну не мог, не мог я до конца поверить, что Тия и Бхайми кинули меня, променяли на другого хлюпика или на брутального качка. Я вообразил: Бхайми и Тия любят меня не меньше, чем я красавиц. Если девушки — не попрощавшись — покинули меня, значит были на то причины. Мы еще встретимся. Мы еще обязательно встретимся. Будем есть крабовый салат — пить апельсиновый сок — по-взрослому забавляться в постели.

Я подумал: если мои возлюбленные подобны пери из сказки, если сама наша встреча была точь-в-точь сказка из «Книги тысяча и одной ночи» — значит и дальнейшие события должны развиваться по «сказочной логике». Царевичу привиделась прекрасная принцесса. Влюбленный в мечту — он облачился в кольчугу, привесил к поясу кинжал в инкрустированных рубинами ножнах, сел на коня и поехал искать по всему свету свою красавицу.

Так и я. Не должен ли я — как богатырь Фархад прелестную Ширин — разыскивать Тию и Бхайми?.. Рано или поздно петляющая тропинка выведет меня к моим кудесницам.

В таких фантазиях я черпал силы — чтобы не сойти с ума.

Последние дневные часы тянулись бесконечно долго — как в тюремном заключении, когда ты знаешь, что тебе мотать срок еще двадцать лет. Едва лишь за окном почернело и зажглись глаза фонарей — я разделся и залез под одеяло.

Сон долго не приходил. Я смотрел в темноту — размывающую контуры предметов — и видел Тию и Бхайми. Девушки улыбались, переглядывались и протягивали мне руки.

Нет — думал я — мои красавицы не могли быть обманщицами. Слишком искренним был девичий смех. Слишком жарко пылали глаза Тии и Бхайми. И с какой страстью девушки мне отдавались!..

Нет. Нет. Нет. Мои гурии не одурачили меня. Просто я должен их найти. Считай, дружок: судьба устраивает тебе — как настоящему эпическому герою — проверку на прочность.

Я незаметно соскользнул в сон. Мне снились — конечно — Тия и Бхайми.

Вот мы идем по желтой песчаной полоске пляжа — вдоль мерно колыхающегося зеленоватого моря. Собираем камушки и ракушки. На Тие — белый купальник, а на Бхайми — розовый. Девушки заливисто смеются. Играют в догонялки. Резвятся, как маленькие козочки. Потом я занимаюсь сексом — сначала с Бхайми, а затем с Тией — на мокром песке, прямо в набегающих волнах. О, даже во сне это было непередаваемо сладко!..

Мне снилось дальше: в доспехах и при мече, на вороном коне, подобный иранскому богатырю Рустаму — я подъезжаю к черной пещере. Я знаю: там держит моих возлюбленных в плену страшный дракон. И вот — выдыхая огонь и дым — показывается чешуйчатое чудовище. У монстра четыре головы на длинных шеях. Это головы Вора, Пса, Гаврилы и Адольфа.

«Ну-ка, гони червонцы!..» — кривя губищи, говорит голова Вора.

«Оле-оле-оле!..» — затягивает дебильную фанатскую песенку голова Пса.

«Сейчас мы тебя одной лапой раздавим, мразь некрещеная!..» — рычит на меня голова попа Гаврилы.

«Осквернитель расовой чистоты!..» — выплевывает сноп пламени голова рыжего Адольфа.

Я обнажаю меч. Конь мой ржет и встает на дыбы…

— Лопушок, лопушок!.. Просыпа-а-айся!.. — донеслось, как с другого конца Вселенной.

Я с трудом разлепил веки — с еще большим трудом соображая: вернувшаяся из гостей мама пришла меня будить.

— Поднима-а-айся, лопушок, — так же растягивая слова, пропела мама, — а то опозда-а-аешь в колледж!..

Колледж…

От одного этого слова я переполнился таким диким отвращением — какого не испытывал никогда. Притом, что я и раньше не пылал — как вы понимаете — к колледжу любовью.

Я закрыл глаза — надеясь вернуться в мир снов, где я был героем в кольчуге, сражающимся за своих прекрасных возлюбленных. Но мама уже трясла меня за плечо и с настойчивостью повторяла:

— Поднимайся!.. Поднимайся!.. Через два часа тебе надо сидеть на уроке.

Что оставалось делать?..

Я вылез из-под одеяла. Умылся. Позавтракал яичницей с докторской колбасой. И поехал в свой гребаный колледж.

Но… но я сам не догадывался, как изменила меня встреча с Бхайми и Тией.

Как бы коротко передать, что я приобрел, проведя вечер с девушками?.. Чувство собственного достоинства и желание счастья. Ала ад-дин — хоть недолго державший в руках волшебную лампу — уже не согласится оставаться базарным попрошайкой.

Попробовав, как сладки губы и упруги груди у двух прелестных гурий — я уверовал: я имею право быть счастливым. Общаться с милыми девушками — а не со шпаной вроде всяких Гаврил и Адольфов. Слушать нежный мелодичный женский смех — а не матерную брать какого-нибудь Пса.