Две луны

Но это не все. Чего я сразу не понял: я и наяву стал немножко богатырем из своего сна. Во мне родилась решимость бороться за лучшую долю. Защищать свою честь. И обнаружилось это в вонючем колледже.

После урока химии — на большой переменке — я зашел в столовую перекусить. Взял булку с маком и чашечку молочного кофе. Приземлился за свободный столик. Не успел я умять и половину булки — как в столовую с наглым оскалом (я не могу сказать: с улыбкой) вплыл Вор. И — подергивая плечами — направился (ну конечно!..) ко мне.

Остановившись передо мной — Вор побарабанил костяшками пальцев по столу и выдал:

— Эй, молокосос!.. — (Вообще-то — мы были ровесники). — Гони бабло, я тоже жрать хочу!..

Я задрожал и нервно сглотнул слюну.

Еще вчера я бы покорно — как загипнотизированный удавом кролик — протянул бы Вору червонцы. А тот — наградив меня пинком — пошел бы покупать себе бутерброд с сыром и лимонный чай. Но я…

Я встал, выпрямил спину и сказал — тихо, но отчетливо:

— Я не обязан тебе ничего давать.

Вор аж присвистнул от изумления:

— Что… что ты сказал?..

Я повторил решительнее и громче:

— Я. Не обязан. Тебе. Ничего. Давать.

Сидящие за столиками студенты уже оборачивались на нас. Кто — с тревогой, кто — с некрасивым любопытством.

— Ах ты ж, ублюдок!.. — истерично воскликнул Вор (как будто уродцу на ногу наступили). И врезал мне кулаком в живот.

Я охнул, качнулся — но не упал.

— Ну-у?.. — скрипнул челюстями Вор — полагая, что одним ударом сломил мою волю.

И тогда я сделал то, чего сам от себя не ожидал. Я схватил свою чашку и выплеснул недопитый кофе Вору аккурат в морду — широкую, как совковая лопата.

— Мра-а-а-азь!.. — громила завертелся громила, протирая глаза.

Девочки-студенточки повскакали с мест. Парни тоже поднялись на ноги. Четыре десятка глаз уставились на меня и на Вора. Но никто — ну разумеется!.. — не думал вмешиваться.

Вор замахнулся на меня кулачищем. Но первый удар пришелся по воздуху. Вторым ударом Вор таки чиркнул меня по лицу.

Я пошатнулся. Надо было бы убегать — сверкая пятками. Но я вместо этого сжал кулак и ударил Вора.

— Что?!.. Да как ты смеешь?!.. — так и подпрыгнул Вор.

Для него — очевидно — унизительно было получить отпор от такого жалкого хлюпика, как я.

Вор — красный, как вареный рак и чуть ли не с пеной на оттопыренной нижней губе — от души заехал мне под ребра. И следом треснул меня по голове. Я растянулся на полу. Вор — у которого разве что искры из глаз не сыпались от ярости — принялся пинать и топтать меня. Уткнувшись лицом в линолеум — я только прикрывал руками затылок.

— Свинья!.. Подонок!.. Скотина!.. — пронзительно визжал Вор. Он явно потерял самообладание.

— Полковник идет!.. — подал голос кто-то.

При упоминании о грозном директоре колледжа — толпа вмиг рассеялась. Кое-кто из божьих студентиков сел обратно за столики — но большинство предпочло утечь из столовой.

Вор в последний раз пнул меня. Бросил через плечо:

— Мы с тобой еще не закончили.

И — топая, как слон — покинул столовую.

Под любопытные взгляды немногочисленных оставшихся в столовой студиозусов — я поднялся с пола. Отряхнулся. Пригладил свою взлохмаченную шевелюру. Криво ухмыльнулся: я ведь — можно сказать — победил.

А что?..

Вор хотел вывернуть мой бумажник. Балбесу это не удалось. Правда — Вор впечатал меня в пол. Но какие шансы я — тощий, как глиста — имел против ходячего шкафа?.. Главное — я попытался сопротивляться. Я даже попал по Вору кулаком.

Растрепанный, помятый — но исполненный чувства собственного достоинства — я, не обращая внимания на таращащих на меня глаза студентиков, прошествовал из столовой в коридор.

В коридоре я чуть не наскочил на попа Гаврилу и рыжего Адольфа. Они пристально поглядели на меня. Адольф криво усмехнулся. А поп Гаврила — поглаживая бороду — заметил:

— А ты крутым стал…

Я скосил на Гаврилу и Адольфа один глаз — и с гордо поднятой головой проплыл мимо. Хулиганы не стали меня преследовать.

Переменка заканчивалась.

Но вместо того, чтобы торопиться на урок физики — я вышел во двор.

Маленький двор перед главным входом корпуса был весь замусорен надорванными пакетиками из-под чипсов, сплюнутыми комочками жевательной резинки и даже использованными презервативами. Летел мокрый снег — который таял, едва соприкоснувшись с черным от влаги асфальтом.

Я посмотрел в мутно-серое небо — как будто ища ответы на свои вопросы.

Я думал сразу обо всем. О Тии. О Бхайми. О себе. О том, что мне делать со своей жизнью.

Мне семнадцать. Формально — еще не совершеннолетие. Но я достаточно взрослый, чтобы решать: чего я хочу — а чего не хочу. Чтобы самому собою распоряжаться. Но почему-то я точь-в-точь рыбешка, проглотившая крючок — которая, испытывая адскую боль, плывет ровненько в ту сторону, в которую поведет удочку садист-рыболов.

Родители запихнули меня в колледж. С того дня я зубрю ненавистные и непонятные мне предметы — вроде физики и химии. Терплю издевательства от гиен-одногруппников. Теряю нервные клетки. Но я ведь не хочу — не хочу!.. — этого. А хочу писать в заветной тетради сказки и баллады. И обнимать Тию и Бхайми.