Две луны

Теперь-то мне понятно, что он говорил обо всех людях вообще, чтобы как-то меня утешить, но тогда – в тот вечер – всё, что я услышала в его словах, была призрачная вера в то, на что я надеялась и о чём постоянно думала. Я молилась о том, чтобы свершилось чудо, и чтобы моя мама вернулась, и чтобы мы уехали обратно в Бибэнкс, и всё стало точно так, как было прежде.

Глава 21 Души

На следующий день в школе Фиби ходила с неизменной жалкой, как приклеенной, улыбкой на лице. Это явно давалось ей нелегко: к началу урока по английскому у неё от напряжения уже дрожал подбородок. И она вела себя непривычно тихо. Она ни с кем не общалась, кроме меня, и то сказала лишь:

– Сегодня переночуешь у нас.

И это было не приглашение, а приказ.

Мистер Биркуэй дал нам небольшое задание. Мы должны были без раздумий и подготовки кое-что нарисовать ровно за пятнадцать секунд. Он скажет, что именно, когда все будут готовы.

– Помните, – повторил учитель, – без раздумий. Просто рисуйте. Пятнадцать секунд. Готовы? Нарисуйте каждый свою душу. Начали.

Все мы потратили первые пять секунд на то, чтобы ошалело посмотреть на него. Наконец стало понятно, что это не шутка, и он смотрит на часы, и карандаши заметались по бумаге. Я не думала. На раздумья просто не осталось времени.

Когда мистер Биркуэй скомандовал: «Стоп!», все снова ошалело уставились на него. А потом мы посмотрели на свои рисунки, и в классе поднялся шум. Мы сами удивились тому, что появилось из-под наших карандашей.

Мистер Биркуэй уже летал по классу и собирал листки. Он перемешал их и прикрепил к классной доске. И сказал:

– Теперь у нас пойманы все души.

Мы дружно столпились перед доской.

Первое, что бросилось мне в глаза, – это что каждый из нас нарисовал в центре какую-либо фигуру: сердечко, круг, квадрат или треугольник. Я подумала, что это необычно. В том смысле, что никто не нарисовал автобус, ракету или корову – все нарисовали вот эти фигуры. Затем я заметила, что внутри каждой фигуры помещён какой-нибудь символ. Поначалу казалось, что у всех они разные. Я увидела крест, какую-то завитушку, глаз, рот и даже окно.

Был один рисунок со слезой внутри, и я подумала, что это Фибин.

Но тут Мэри Лу сказала:

– Ой, смотрите, эти два совсем одинаковые!

И все заохали:

– Ого! Вот это да! – И еще: – Это чьи рисунки?

На одинаковых рисунках был круг с большим кленовым листом в центре, так что острые края листа касались круга. Один кленовый лист в круге был мой. А второй – Бена.

Глава 22 Доказательства

Я переночевала дома у Фиби, но едва ли сомкнула глаза. Фиби постоянно вскидывалась:

– Слышишь?

И бежала к окну в уверенности, что это псих явился по души остальных обитателей её дома. Однажды она даже увидела миссис Кадавр с фонариком в саду.

Наверное, после этого я всё-таки заснула, потому что разбудила меня Фиби, рыдавшая во сне. Однако когда я её разбудила, она категорически это отрицала:

– Я не плакала. Я просто не могла плакать.

Утром Фиби отказалась вставать. Её папа заскочил в комнату с двумя галстуками, накинутыми на шею, и ботинками в руках:

– Фиби, ты опоздаешь!

– Я больна, – заявила она. – У меня температура и живот болит.

Папа пощупал ей лоб, прочувствованно посмотрел в глаза и сказал:

– Боюсь, тебе придётся идти в школу.

– Я больна, – возразила Фиби. – Честно. Наверное, у меня рак.

– Фиби, я понимаю, что ты боишься, но мы ничего не можем с этим поделать: только ждать. Надо уметь проходить через трудности. Мы не можем симулировать.

– Не можем чего? – не поняла Фиби.

– Симулировать. Вот. Посмотри сама, – он схватил со стола словарь и кинул ей на кровать.

– Мама пропала, а папа даёт мне словарь, – сказала Фиби. Она нашла нужную страницу и прочла определение: – Притворяться больным с целью избежать выполнения долга или работы, – она захлопнула книгу. – Я не симулирую.

Пруденс была вне себя:

– Где моя белая блузка? Фиби, ты не видела? Честное слово, я же… – она выгребла из шкафа всю одежду и кинула на кровать.

Фиби кое-как оделась, достав из шкафа мятую юбку и блузку. Внизу кухонный стол был девственно пуст.

– Ни тебе мюсли, – заметила Фиби. – Ни стаканов апельсинового сока, ни цельнозерновых тостов, – она пощупала белый свитер, забытый на спинке стула. – Любимый мамин кардиган, – она вдруг схватила его и стала трясти у папы под носом. – Посмотри! Разве она бросила бы его здесь? Разве бросила бы?

Он протянул руку и погладил рукав, на секунду сжав пушистую ткань.

– Фиби, это всего лишь старый свитер. – В ответ Фиби натянула его поверх мятой блузки.

Мне было очень тоскливо: утро в Фибином доме слишком походило на то, что происходило у нас после маминого ухода. Неделями мы с папой мыкались по дому, как слепые котята. Ничего невозможно было найти. Дом словно обрёл собственную жизнь и старался погрести нас под кучами грязной посуды, нестираных вещей, старых газет и пыли. Папа целыми днями только и твердил: «Да будь я проклят!» Цыплята то и дело дрались, коровы коварно лягались, а поросята сделались мрачными и вялыми. А наша собака, Моди Блу, надрывалась от воя.