Следующий поступок я совершила, подчинившись необъяснимому порыву. Внутреннему толчку. Я спросила в регистратуре больницы, можно ли повидать миссис Финни. Девушка проверила список и спросила:
– Ты её родственница?
– Нет.
– Боюсь, что тебе к ней нельзя. Миссис Финни лежит в отделении психиатрии. Туда пропускают только родных.
– Я ищу её сына. Он пришёл сегодня её навестить.
– Может быть, они вышли погулять. Посмотри за зданием.
Позади корпуса больницы был разбит просторный сквер, обрамлённый цветочными клумбами. На аккуратно подстриженной лужайке там и сям стояли скамейки и кресла, и почти все они были заняты пациентами и их гостями. Эта сцена очень напоминала ту, что я недавно наблюдала в университете, вот только никто не занимался, уткнувшись в книги, и кое-кто был одет в халаты.
Бен сидел, скрестив ноги, на траве перед женщиной в розовом халате. Женщина теребила пояс халата. Бен увидел, как я иду по лужайке, и встал.
– Это моя мама, – сказал он.
Я поздоровалась, но она даже не посмотрела на меня. Напротив, она вдруг встала и пошла прочь, как будто нас тут вообще не было. Мы с Беном пошли следом.
Она ужасно напоминала мне мою маму после того, как её выписали из больницы. Она тоже могла вдруг замереть ни с того ни с сего посреди какого-нибудь дела, бросить его и отправиться на улицу. На полпути к вершине холма она могла бы присесть, чтобы отдышаться. Потом ухватиться за траву, вскочить и пройтись ещё немного. Иногда мама могла пойти в амбар, набрать в миску корма для цыплят, но не дойти до курятника, поставить миску с кормом на землю и отправиться в другую сторону. Когда ей стало хватать сил для длительных прогулок, она без конца бродила по лугам неуверенной, шаткой походкой, как будто постоянно сомневалась, в какую сторону направиться.
Мы с Беном долго ходили по пятам за его мамой по скверу, но она так и не обратила на нас внимание. Наконец я сказала, что мне пора, и тут это случилось.
На какое-то мимолётное мгновение наши повестки дня совпали. Я посмотрела на него, а он посмотрел на меня. Наши головы двинулись вперёд. Это было медленное движение, потому что я улучила секунду, чтобы вспомнить рисунок мистера Биркуэя с двумя лицами, обращёнными друг к другу, с вазой посередине. И на какое-то мгновение я даже прикинула, поместилась бы между нами такая ваза.
Если между нами и была ваза, мы наверняка её расплющили, потому что наши головы окончательно сблизились, и губы попали куда следует, то есть в губы напротив. Это был настоящий поцелуй, и на вкус он совсем не походил на курятину.
А потом мы медленно отодвинулись, и, пока мы смотрели друг на друга, я ощутила себя как новорождённая лошадкА, которая ничего пока не знает, а только всё чувствует.
Бен прикоснулся к своим губам.
– Тебе не кажется, что я на вкус немного ежевичный? – спросил он.
Глава 38
Плевок
На этом месте бабушка не выдержала и воскликнула:
– Ага, да, да, да, да! Я столько дней ждала этот поцелуй! Ух, до чего же мне нравится, когда в истории есть парочка отличных поцелуев!
– Такой уж у нас крыжовничек, – заметил дедушка.
Мы всё ещё ехали по Монтане. Я не отваживалась сверяться с картой. Я не хотела знать, что мы не успеваем. Я думала, что если продолжу рассказывать, и буду молиться про себя, и мы будем так же быстро ехать по горным дорогам, у нас появится шанс.
– Ну а что там с Пипи? – вспомнила бабушка. – Почему её мама целовалась с психом? Не очень-то мне нравится такой поцелуй! Мне больше понравился другой поцелуй – тот, что с Беном!
Фиби я нашла на остановке: она сидела на скамейке и сердито спросила, где я была.
Я не стала рассказывать ей о том, что видела маму Бена. Я хотела, но не смогла.
– Мне было страшно, Фиби. И я не смогла там остаться.
– А я-то думала, что это ты у нас храбрая! – сказала она. – Ох, ладно, это не важно. Ничего уже не важно. Меня тошнит от всего этого.
– Что там ещё было?
– Ничего. Они так и торчали на этой скамейке. Если бы я умела бросать камни, как ты, то запросто бы прошибла им затылки. Ты заметила, какая у неё теперь прическа? Совсем короткая! Она постриглась! И знаешь, что ещё она выкинула? Она говорила-говорила, а потом наклонилась и плюнула прямо на траву! Плюнула! Меня чуть не вырвало! И псих: знаешь, что он сделал, когда она плюнула? Он
– Но почему они так себя ведут?
– Откуда мне знать? Меня от них тошнит. И пусть мама остаётся где хочет. Я ей не нужна. Ей не нужен больше никто из нас!
И так Фиби возмущалась всю дорогу до дома. Она была вне себя от возмущения. Мы добрались к ней домой как раз в тот момент, когда подъехал её папа. Из дома выскочила Пруденс со словами:
– Она позвонила, позвонила, позвонила! Мама звонила! Она придёт домой!
– Бесподобно, – буркнула Фиби.
– Что с тобой, Фиби? – удивился её папа.
– Ничего.
– Она придёт завтра, – сообщила Пруденс. – Но…
– Что не так? – спросил папа. – Что ещё она сказала?
– Она очень волновалась. Она хотела поговорить с тобой…
– Она оставила номер? Я перезвоню…