Две недели до любви

– Это не соревнование, Челс. Это разговор. Помнишь, как это бывает? – Он кладет руку мне на предплечье, и я не чувствую прикосновение его кожи – только раскаленные солнечные лучи. – Тебе необязательно побеждать в разговорах. Хотя мне нравится твой боевой настрой.

Я поворачиваюсь и кладу руку ему на грудь. От него исходит такой жар летнего дня, что прикоснуться к нему – все равно что зайти в озеро, раскрыть ладонь и поймать ослепительный солнечный зайчик, какие пляшут в полдень на воде.

– Да уж, днем явно было жарко, – замечаю я.

Я поднимаю на него взгляд, и теперь мы стоим так близко, что наши ресницы почти соприкасаются.

Он целует меня. Нежно. Таким поцелуем, который ничего не требует в ответ. И именно поэтому я чувствую себя сейчас такой свободной. Поклясться готова: за эти последние дни с Клинтом мой страх превратился в ржавые кандалы с расшатавшимся замком. Того и гляди развалится. Чем дольше длится наш поцелуй, тем больше ослабевают оковы страха, пока наконец совсем не спадают. Я хочу вся отдаться в этом поцелуе. Отдаться Клинту.

– Ты весь горишь, – говорю я, когда наши губы наконец расстаются.

– Все хорошо.

Он пробегает рукой мне по спине, и через футболку меня обдает волной жара.

– Как насчет охладиться сначала? – спрашиваю я.

– В смысле пойти поплавать?

– В смысле сходить в душ.

Клинт кивает.

– Хорошо. Я не против окатиться из шланга. Только покажи, где…

Я веду его по коридору в ванную, единственную на всех членов семьи. Надеюсь, что там не совсем уж бардак.

Я щелкаю выключателем. Брэндон не убрал гель для волос и крем от прыщей, но, по крайней мере, мама повесила полотенца на место.

Я закрываю дверь, показывая Клинту, что не собираюсь никуда уходить.

– Челс, – качает он головой.

Я снова его целую. Так же, как он сам целовал меня только что, не претендуя ни на что, кроме одной секунды его времени. Этим поцелуем я говорю ему, что мне больше ничего не нужно и что я уверена, что мне нужно именно это. Единственное, что осталось чистым, неиспорченным, совершенным, – это ощущение от его близости.

Клинт снимает красную бейсболку и кидает на пол. Я тяну ему футболку через голову, а Клинт обнимает меня и расстегивает мне лифчик. Смотрит на меня, словно спрашивая, можно ли продолжать.

Где-то глубоко внутри меня та Челси, которой я стала после несчастного случая, складывает руки на груди и постукивает ногой по полу. Она повторяет одно и то же слово, сердито хмурясь. Я читаю по губам и догадываюсь, что она кричит: Гейб, Гейб, Гейб!

Но я выключаю звук: ее губы двигаются, но я ничего не слышу. Я поворачиваюсь к ней спиной. Мне так легко про нее забыть, повернуться к Клинту и тому огненному чувству, которое он во мне пробуждает.

Мы сдираем друг с друга одежду так же, как иногда чистишь от грубых листьев початки кукурузы. Клинт снимает с меня лифчик, а я расстегиваю его шорты. Затем мы принимаемся за листья потоньше и поменьше: мои трусики, его белье, моя резинка для волос, его часы.

Мы стоим, обнаженные, лицом к лицу, и изучаем друг друга сантиметр за сантиметром.

Наконец Клинт берет мое лицо в руки и целует меня.

Я толкаю его в сторону душа; когда я включаю полный напор холодной воды, наши губы все еще соприкасаются. Я подкручиваю ручку горячей, чтобы холод не так обжигал. Мы все еще целуемся, вступая под прохладный поток. Но поцелуи становятся нежнее… словно умоляют о чем-то. Пожалуйста, просят они и одновременно с этим отвечают: да.

Вода обрушивается на нас. Волосы тут же повисают пеленой, создавая между губами водяную преграду.

У Клинта такое роскошное тело. Оно гораздо прекраснее любых фантазий. Прохладный душ бессилен потушить страсть, которая сияет куда жарче, чем самое жаркое летнее солнце. Руки Клинта повсюду: на моей груди, на спине, на бедрах.

Внезапно я понимаю, к чему он прикоснулся, и хватаю его за руку. Я смотрю на свой шрам. После такого массажа душем он выглядит пугающе розовым. Свежим. Уродливым. Но Клинт распутывает наши пальцы и снова проводит рукой по линии моего шрама. Рядом с плотной мякотью его пальца шрам выглядит крошечным. И совсем исчезает под его рукой.

– Покажи мне, где твоя комната, – бормочет Клинт.

Я уже поворачиваю рукоятки, перекрывая дыхание душа, и мы голышом бежим по коридору, оставляя за собой мокрые следы.

Клинт швыряет на пол тяжелое одеяло, и мы падаем на скомканную постель. Мы похожи на океанские волны, опадающие и поднимающиеся; от наших прикосновений все вокруг становится мокрым. Я хватаю с тумбочки клатч и дергаю за молнию. Слава небесам за выпускной вечер, думаю я, вытаскивая упаковку презервативов.

Клинт тянет ее у меня из рук и открывает, надорвав. Наши рты нежно соприкасаются, и я закрываю глаза. Он шуршит чем-то рядом со мной; уверена, что натягивает презерватив.

Когда я наконец открываю глаза, он смотрит прямо на меня. Я чувствую его твердую плоть у своего бедра и горячее дыхание на шее. Я пробегаю руками по его спине легкими, как летний ветерок, пальцами.

Рядом с коттеджем ревет двигатель.