Две невесты Петра II

Растерявшийся француз-учитель вопросительно смотрел то на Остермана, то на великого князя, не зная, продолжать ему урок или закончить.

   — Хорошо, хорошо, — улыбнулся Остерман, — сейчас великий князь отдохнёт немного, порезвится, а позже мы с ним разберёмся в этом вопросе.

Обрадованный Пётр Алексеевич вскочил с места, подбежал к Андрею Ивановичу, обнял его за шею и крепко поцеловал.

Растроганный до слёз Остерман приласкал неусидчивого ученика и, гладя его по длинным, мягким, как у девочки, волосам, ласково сказал:

   — Пусть французский принц не будет знать русский язык, но мой дорогой великий князь одолеет все трудности учёбы.

   — Да-да, — торопливо прервал его Пётр Алексеевич, — но только потом, потом, а сейчас можно мне туда? — Он указал рукой на окно, за которым во дворе с толпой придворных стоял князь Иван, что-то рассказывая и смеясь.

Дружба великого князя с Иваном Долгоруким крепла день ото дня. Петра Алексеевича не занимали больше ни подаренные государыней игрушки, ни долгие прогулки с батюшкой, как он называл Меншикова, ни поездки с ним на верфь, где великий князь без всякого интереса наблюдал за работой плотников, канатчиков и прочего люда, стремясь как можно скорее закончить эту поучительную, но скучную прогулку.

Его не увлекали рассказы Александра Даниловича о том, как он вместе с дедом великого князя работал в Голландии на верфях.

— И вот этими руками, — говорил Меншиков, протягивая вперёд руки, — я построил не один корабль.

Пётр Алексеевич с недоверием смотрел на широкие ладони «батюшки», на его короткие пальцы, унизанные кольцами с дорогими камнями, блестевшими в лучах солнца, и ничего не говорил.

Ему хотелось скорее вырваться, оставить эти верфи, полные грохота, шума, непонятной суеты, чтобы как можно быстрее оказаться дома, где он всегда находил на месте своего гоф-юнкера, с которым ему было так весело и интересно.

К моменту нашего повествования князю Ивану Алексеевичу Долгорукому исполнилось уже восемнадцать лет. Это был необыкновенно красивый молодой человек, самоуверенный и вместе с тем учтивый. От постоянных физических занятий то с лошадьми, то с собаками на охоте был он подвижен и ловок. Всегда с улыбкой на полных ярких губах, князь Иван казался довольным и собой, и своим положением, и другими. Он был убеждён в том, что живёт и делает всё правильно. Он был не в состоянии обдумывать ни свои слова, ни свои поступки, ни то, что может получиться из того или другого его шага. Он был уверен, что Бог сотворил его именно для той жизни, которую он вёл. Он не был игроком: играя, никогда не желал страстно, как другие, выигрыша; проигрывая, никогда не жалел и не огорчался.

Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы о нём ни думали; он не был и честолюбив, чем очень раздражал отца, старого князя Алексея Григорьевича, стремившегося и для себя, и для него к получению почестей и званий. Он не был скуп, не отказывал никому, кто просил у него. Единственное, что он любил, — это было веселье и женщины. А так как он считал, что в этих его пристрастиях не было ничего неблагородного, то и вёл себя соответственно. Обдумывать же то, что выходило дурно для других людей из-за удовлетворения его вкусов, он не мог и в душе считал себя прекрасным человеком, искренне презирая подлецов и глупцов.

Назначение гоф-юнкером к незначительному двору великого князя Петра Алексеевича недолго огорчало молодого человека. Так скоро приблизившись ко двору, князь Иван получил возможность часто посещать куртаги[11] государыни Екатерины, которая ввела их в постоянное заведение.

На этих куртагах, куда являлось избранное общество (в отличие от ассамблей, введённых Петром Великим, куда доступ был дозволен всем), князь Иван мог блеснуть своим умением танцевать, мило общаться с дамами, которые буквально были от него без ума. Он же, развлекаясь, не ставил перед собой таких особых целей, как женитьба на богатой невесте. Нет, он просто веселился. Ему доставляло огромное удовольствие танцевать с цесаревной Елизаветой, смотревшей на него более чем ласково.

Возможно, их обоюдное тяготение и завершилось бы романом, если бы... если бы не одно обстоятельство.

Глава 8

Казалось, что после смерти императора Петра Великого ничего в государстве не изменилось и всё шло своим чередом по заведённому им порядку, но так лишь казалось.

Несмотря на заверения Екатерины, занявшей опустевший трон супруга, в том, что она будет заботиться о благе монархии, что сделает всё возможное, чтобы продолжить путь почившего государя, дело обстояло иначе.

С воцарением Екатерины в стране произошли обычные перемещения среди армейских и штатских чинов.

Екатерина и её советники стремились показать всем, что страна уверенно идёт по пути, начертанному Великим Преобразователем.

Началом царствования Екатерины были её слова, сказанные при вступлении на царство: «Мы желаем все дела, начатые трудами императора, с помощью Божиего совершить».