Две невесты Петра II

   — Не плачь, не плачь, княгинюшка, — ласково сказал Александр Данилович, — слышал я, что весь двор теперь в Москву собрался.

Дарья Михайловна, перестав плакать, посмотрела на мужа.

   — Государь указ о своей коронации подписал.

Оба помолчали. Александр Данилович продолжал:

   — Кто знает, может, он в честь своей коронации объявит амнистию опальным...

   — Дай-то Бог, дай-то Бог, — прервала его Дарья Михайловна, — только не верится мне что-то. Сам-то он, может быть, и сподобился бы на такое дело, — она покачала головой, — но не он ныне там всем управляет.

   — Ты права, — медленно произнёс Александр Данилович, — там теперь один Остерман всем ведает, а он, полагаю, минуты этой долго, очень долго дожидался...

   — Слышно, не только двор, но и весь чиновный люд в Москву подаётся, — вновь прервала Дарья Михайловна мужа, — столица опять в Москве будет.

Она посмотрела в его лицо тревожным взглядом, в котором было столько боли, что Александр Данилович не выдержал и отвернулся.

   — Кто знает, что может случиться. Знаешь ведь, как говорят? — Он, улыбнувшись, посмотрел на жену.

   — Как говорят? — почти безразлично спросила она и слабо улыбнулась ему в ответ.

   — А так и говорят, что человек предполагает, а Бог располагает.

   — Верно, верно, — кивнула Дарья Михайловна, — одна теперь надежда — на Него, чтобы Он не оставил нас своей милостью.

Выйдя из покоев Дарьи Михайловны, Катерина отправилась на людскую половину, где находилось её помещение, которое она делила ещё с несколькими служительницами, добровольно согласившимися сопровождать в изгнание всю семью опального Меншикова.

Перебегая через холодные сени, которые отделяли господскую половину дома от людской, Катерина, прижимая к себе свёрток, спрятанный под шубейкой, думала только об одном: где бы его спрятать так, чтобы никто не отыскал.

Она перебирала в уме многие варианты, начиная от погреба и кончая конюшней, где надеялась найти укромный уголок, но всё это было очень ненадёжно. Везде и днём и ночью были люди. Неожиданно её размышления прервал знакомый хриплый голос Натальи — услужницы при самом князе. Лучше её никто не мог ему угодить в содержании его платья в надлежащем порядке, за что и была она взята им из Петербурга, несмотря на её большое пристрастие к вину. От каждодневного употребления вина лицо этой ещё молодой женщины всегда было опухшим, с тёмными кругами под глазами. Руки и ноги её, как у многих пьющих женщин, стали тонкими. Напившись допьяна, она часто падала, и её разбитое лицо покрывали непроходящие синяки.

Вот эта Наталья, живущая вместе с Катериной в одной комнате, и стояла сейчас перед нею. Катерина вздрогнула от неожиданной встречи, остановилась, крепче прижимая к себе одной рукой свёрток, другой запахивая накинутую на плечи шубейку.

   — Чего прячешь-то, а, голубушка? — хмельно улыбаясь и подходя совсем близко к Катерине, спросила Наталья.

   — Я? Да ничего не прячу. Холодно, вот и накинула шубейку.

   — Да-да, знаем мы этот холод, — всё так же улыбаясь, продолжала Наталья, загораживая дорогу. — Небось, добро господское схоронить собралась? Так ведь?

Она придвинулась совсем близко к девушке, пытаясь распахнуть на ней шубейку.

   — Да какое добро? Что ты? Или не видала, где теперь всё их добро? Всё уже отдано, — твёрдо проговорила Катерина, отступая от хмельной Натальи подальше к стене.

   — Ой ли? Всё ли? Знаем, знаем, многое ещё и попрятано. Вот и ты сейчас чего несёшь? — не отставала Наталья от Катерины.

   — Ничего не несу, — как-то неуверенно ответила Катерина.

   — Не боись, девка, я никому ни словечка не скажу и знать не хочу, чего и где ты схоронишь, вот истинный Бог, правду говорю. — Наталья перекрестилась дрожащей рукой. — Никому ни словечка, ни-ни, — погрозила она пальцем кому-то.

Катерина молча ожидала, когда Наталья посторонится и даст ей пройти, но та и не думала отпускать девушку. Она продолжала:

   — Только ты, девка, уважь меня.

   — Это как же? — растерявшись, спросила Катерина. — Как это я тебя уважу?

   — А просто. Ты ведь на барской половине кажинный день бываешь?

   — Ну, бываю, — ничего ещё не понимая, кивнула Катерина.

   — Ну а мне туда путь заказан. Вид мой им, видишь ли, не нравится. А что вид? — Она приосанилась. — Вид как вид.

   — Дальше-то что? От меня-то тебе что надобно?

   — Дальше? А дальше-то, девка, вот что: как будешь на ихней половине, прихвати мне оттоль винца маленько.

Она улыбнулась, показывая разведёнными пальцами, сколько ей надо винца.

   — Не стану я тебе вино носить, — твёрдо ответила Катерина. — Вон поди к мужикам, что в погреб за ним спускаются, они тебе и нальют, сколько пожелаешь.

   — К мужи-и-кам, — протянула каким-то потерянным голосом Наталья. — Мужики-то даром ничего не дадут, знаем мы их! Им сама знаешь, чего надобно от бабы.

   — Ничего я не знаю, — дёрнула плечом Катерина, начиная сердиться, — ты меня и так задержала, а меня госпожа дожидается.