Две операции майора Климова

— Друг мой Степан! Не удивляйся, что я обращаюсь к тебе. Смерть стоит у моего порога. С каждым днем все труднее и труднее становится мне бороться с ней. Я прожил жизнь, длинную, как Амударья. Я не всегда жил правильно, но жизнь учила меня всегда. Ты защищаешь правильную жизнь. Я старался идти с тобой все эти годы и пойду до конца... Смерть стоит у моего порога, но я не боюсь ее. Я не боюсь и аллаха, ибо тот, кто не страшится неотвратимого, не может страшиться того, чего нет... Я виноват перед тобой, Степан. Мне стыдно за себя. Я должен был сразу послать за тобой. Но болезнь очень мучила меня в эти дни. Прости меня... Я говорю не только для тебя. Я свидетельствую, что нахожусь в здравом рассудке, что говорю правду и только правду. Кажется, так надо, говорить перед судом? Если смерть унесет меня скоро, пусть останутся в жизни эти мои слова. В ночь на первое июля ко мне приходили те двое. Одного из них, Гусева Семена, я знаю еще по лагерю, где он, так же как и я, отбывал наказание. Он смелый человек, и я вначале тянулся к нему, потому что люблю людей гордых и смелых. Тогда я рассказал ему все о себе, о своих ходках за кордон и опасных приключениях, дал свой адрес. Позднее я понял, что Гусев — не только смелый, но и злой человек. Злой и очень вредный для всех нас, советских людей. Гусев — это враг. Я видел раненного им конвоира — человек был искалечен. Я проклял свою прошлую дружбу с ним...

Гусев пришел ко мне с «племянником», так он назвал молодого тонкогубого спутника. Он заставил меня поклясться на коране, что я сохраню в тайне их приход. Но я не боюсь нарушить клятву, ибо делаю это ради доброго дела, для блага людей, а не во вред им... Он хотел, чтобы я провел их за кордон. Он не боялся и холеры, хотя «племянник» дрожал, как хвост ишака, которого гонят рысью. Он не хотел объяснить, зачем ему нужно туда, что ищет он в чужой стране, но в глазах его была злоба...

Я отказался. Да он и сам видел, что я не могу идти, что болезнь скрутила меня. Эта болезнь и моя клятва — причины того, что ты видишь меня сегодня. Будь я здоров — я бы все равно отказался. Но ты нашел бы только мой труп... Я убеждал его, что сейчас перейти границу невозможно. Что он пойдет на верную смерть... Гусев долго сидел мрачный. Затем они ушли в ночь... Я, Сулейман Мирзоев, сказал все...

Тишину, воцарившуюся в комнате, нарушало только еле слышное шуршание движущейся магнитофонной ленты. Осипов резким движением выключил магнитофон.

— Да-а, — задумчиво протянул Рагимов. — Как меняются люди. Как становятся великими душой... Извините, Николай Иванович, за высокие слова, да разве можно о Сулеймане не сказать красиво?

— Констатируем факт, что преступники были вблизи границы с намерением перейти ее нелегально, но под давлением обстоятельств вернулись в Кизыл-Даг. — Осипов повернулся к Березкину: — Ну, а что удалось выяснить вам, Николай Иванович?

Лейтенант рассказал о своих наблюдениях и беседах с работниками гостиницы. Сейчас, после информации Осипова, его выводы обрели твердость и звучали весьма убедительно.

— Вчера вечером, — продолжал Николай, — закончив осмотр номера, я разыскал шофера такси, который увозил Рачинского на вокзал. Паренек говорит, что, высадив его у вокзала, сразу уехал с новыми клиентами. Таким образом, доказательств, что «Оборотень» и Рачинский уехали из Кизыл-Дага, фактически нет, и это обстоятельство меня очень беспокоит.

— А что скажете вы, Нурьягды Талеевич?

— Да, твердых доказательств этому нет, — ответил Рагимов. — Хотя после третьего числа ни того, ни другого в городе не видели. Я ознакомлю вас сейчас со всеми добытыми аппаратом отделения сведениями, однако должен предупредить, что принципиально нового в них ничего нет. Такое ознакомление больше нужно для того, чтобы вы могли правильнее оценить план дальнейших розыскных действий, который я намереваюсь предложить.

Рагимова прервал телефонный звонок. Выслушав какое-то сообщение, он коротко бросил в трубку:

— Занесите ее ко мне. Сейчас же. Шифровка из Долинска, — пояснил он присутствующим.

Через пять минут он уже читал доставленную молодцеватым шифровальщиком телеграмму.

— Три дня назад Рачинского видели в Верхнереченске. Вам, Николай Иванович, предлагается принять решение самому, целесообразно ли продолжать работу здесь, но подчеркивается желательность быстрейшего возвращения в Долинск.

— Я думаю, что главное мы уже знаем и, благодаря Сулейману, знаем точно: «Оборотень» стремится за кордон. Полагаю, что мне следует вылететь первым самолетом.

Лейтенант Березкин решительно поднялся с места.

— Не знаю, как сказать, — смущенно проговорил он. — Спасибо — не то слово. Но не найду другого, лучшего. Спасибо вам за помощь. Скажу по-восточному: нет больше радости, чем видеть друзей, нет горше горя, чем разлука с друзьями.

ГЛАВА V Следы ведут на север

1