Две поэмы и избранные стихи

8. Мудленд и окрестности

В раздвоенности чувств Иван молчал…
Тюремный быт, бунтарские призывы
остались позади. Морской причал.
Заветный день со старцем прозорливым.
Что значили последние слова?
Чем обернётся новая дорога?
В душе росла неясная тревога.
Однако для того и голова,
чтоб чувства – после, а дела – сперва.
До Мудленда остались километры —
там выясним, какие дуют ветры.

…Вокруг лежит бескрайняя земля.

Не одолев окопа, танк дымится.
Усеяны убитыми поля.
Какой-то Иванов закрыл бойницу,
упав на разъярённый пулемёт
единственным своим тщедушным телом, —
как будто мимоходом, между делом, —
и захлебнулся беспощадный дот.
А парень что-то больше не встаёт.
Не будет поколений Ивановых —
ни новых сыновей, ни внуков новых…

Под гусеничный рык ползут кресты,

как полчища облезлых вурдалаков, —
насытиться от нашей наготы,
поистязать и задушить со смаком.
Отпраздновать непобедимость зла.
С ухмылкой затащить в паучьи сети,
и на углях, где догорают дети,
удачно конвертировать тела
в очередные тёмные дела
и яства на столе чумного пира,
отщёлкнув в закрома ещё полмира.

Чудовище в сплетеньях потайных,

из роя алчных, кровожадных тварей,
народы перемалывает в жмых
в захватническом, лакомом угаре.
И тоже Иванов свой самолёт
направил прямиком в стозевный кокон.
Раздался взрыв, и стёкла тысяч окон
слились в один земной круговорот.
Цена России – прерванный полёт…
Но гидра сдулась, не достигнув цели,