Две поездки в Москву

Я был холоден абсолютно. Я знал уже — момент тот канул безвозвратно (хотя я мог его и не отпускать).

Я вошел в здание, начал спускаться по лестнице. Лестница была та. Я открыл дверь...

Подвал. Капают капли. Толстые трубы, обмотанные стекловатой. Два человека в серых робах играли на деревянном верстаке в домино.

— Забьем? — поворачиваясь ко мне, предложил один...

ЭХ, ВОЛОДЯ!

Казалось бы, ясно, какой уж там спорт, когда запыхиваешься даже от шахмат. Однако, я думаю, не было большой беды, что я с друзьями — Славой и Чертиком — приехал на эти сборы в Карпаты.

Здесь было прекрасно. Что самое прелестное — легкость, с какой здесь жили, легкость не физическая, а духовная. Прохожие хохотали, лесорубы по утрам пили вино в «колыбе» со своими женами — и все было легко, весело, чувствовалось, что никого не мучают ложные проблемы.

Несмотря на обилие всяческих деревянных кабачков, тяжело пьяных мы не встретили ни разу... Однажды только попался нам на улице сравнительно пьяный человек — и тот, вместо того чтобы куражиться, обижаться и драться, вдруг направился к незнакомой компании, снял шапку и низко поклонился.

Нет! Был еще один — стоял долго, неподвижно, держась за столб, нахлобучив шапку, и, когда я проходил мимо, поднял лицо и посмотрел на меня неожиданно лучистым, счастливо-стыдливым взглядом.

Добродушие царило тут всюду. В любой бане, в кафе или на турбазе — везде на стенах висели грамоты, дипломы, вымпелы, все были победителями, побежденных попросту не было.

Свободное время мы проводили тихо.

Чертик, измученный суровыми тренировками, дремал на солнышке на автобусной остановке, стиснутый узлами.

Слава, щелкая семечки, сидел на завалинке дома.

Иногда нас возили в автобусе на экскурсию в какое-нибудь ущелье и экскурсовод мрачным голосом говорил: «...и тогда Мария увидела своего жениха и от счастья и горя окаменела и превратилась в эту вот гору, которая и является сейчас наивысшей точкой нашего района...»

Однажды утром мы выскочили из ворот базы, натерлись снегом. Мы взяли за железное правило — каждое утро натираться снегом. Правда, снег мы терли поверх одежды, иначе очень уж было холодно. Хотя чувствовалось, что наступает весна, — капли с крыш делали глубокие дыры в снегу.

Итак, ощутив бешеный прилив бодрости, мы отказались от очередной экскурсии и решили сами сходить на перевал в элегантный мотель «Беркут», — нам стало известно, что там живет красивая девушка, еще не успевшая окончательно превратиться в гору.

Было рано, лучи солнца сначала скользили по снегу, потом замелькали в елках.

По тающей навозной дороге мы добрались до горной деревни. Лошадь, покрытая, по местному обычаю, ковром, тащила вверх длинное бревно.

Стало жарко, мы расстегнулись.

Откуда-то сверху, как из тучи, на дорогу свалились два лыжника, протолкнулись через дорогу палками и с криком: «Усложняй!» — рухнули дальше вниз.

За поворотом показался мотель — стеклянная стена, крутая деревянная крыша. Обманным путем мы проникли внутрь, сели в холле второго этажа, в мягких креслах, рядом с прозрачными пепельницами на полированных столиках, — тупо молчали, подавленные этим небывалым великолепием... Вдруг полированная дверь номера открылась, и оттуда выскочила та самая, прекрасная.

— Ленка! — закричал я.

С Ленкой мы учились в институте, если, конечно, я вообще когда-нибудь где-нибудь учился!

— Привет! — обрадовалась она. — Ты откуда? Сейчас, — сказала она, — верну только соседке — задолжала — два давка пасты и пять крупинок сахара, — она засмеялась.

— Ты одна? — спросил я, когда она вернулась.

— С подругой... — сказала она, чего-то застеснявшись.

При слове «подруга» Чертик поднял свою давно опущенную головенку.

— ...была, — закончила Лена.

Чертик с облегчением уронил голову на грудь.

Я смотрел на Лену... Как много таких вот красивых, умных, элегантных, одиноких женщин в их кооперативных квартирах — с Хемингуэями и белыми кухоньками, с кофеварками — севернее Муринского ручья! Ничего не могу понять, мало что могу сделать, но что какой-то тут недосмотр — присягну в любое время дня и ночи!

Мы стояли в коридоре.

— Прошу! — сказала она, и мы все пошли в ее номер.

Едва мы присели, как дверь без стука распахнулась и на пороге появился Володя.

Все ясно!

Настоящий мужчина!

Серые глаза, желваки...

— Володя! — он протянул большую ладонь и так надавил, что Чертик упал со стула и крепко уснул.

— Давайте не будем его трогать, — сказал я, — а сами чего-нибудь пожрем!

Обед, состоявшийся в обществе Володи, оказался безумным мучением! Любое слово он трактовал в обидном для себя смысле, любая фраза почему-то казалась ему скрытым издевательством над ним. А обед был прекрасный! Колоссальнейшее мясо с клюквой, потом кофе... От еды и тепла мы разомлели.

— Ну отвези их, я тебя прошу! — сквозь сон я услышал голос Лены.

Я хотел поднять голову, сказать, что мы прекрасно дойдем, но голова не поднималась.

— Еще чего! — услышал я сиплый голос нашего друга. — Не знаешь разве — резина лысая!