Две полоски для мажора

— Марк Викторович, сердцебиение ребёнка остановилось ещё в утробе. Я сожалею.

Смотрю на дока, а звуков из его рта не слышу. Он что то плямкает ртом, как рыба. В моей голове и ушах белый шум.

На какое мгновение моя жизнь становится как из кусочков. Там есть. Там нет... Я вроде даже кидаюсь на врача... Ору, что-то о том, что меня обязаны пустить к ней. Мелькают перепуганные лица медсестёр. Охрана.

И Толик, который просто за шкирку вытягивает меня из здания клиники.

Звиздец.

— Ваш отец приказал доставить вас домой, — бурчит амбал и пытается утащить меня к своей огромной чёрной тачке.

— Да пошёл он! Пошел ты! Все пошли! — ору в морозный воздух и, отпихнувшись от рук Толика, просто пятой точкой падаю на ледяные ступени перед входом в клинику.

И я не пойму, где сейчас холоднее: в эту ночь на улице или у меня внутри.

Опираюсь руками о свои колени и запускаю ладони в волосы.

Сжимаю их пальцами с такой силой, что темнеет в глазах.

И я просто безмолвно кричу.

& & &

Спрятав лицо в капюшон черной толстовки, я медленно прохожу по коридору с мерзко белыми стенами. Вокруг пусто. В душе пусто. В голове пусто. Я вообще теперь состою из пустоты.

Не помню, как провёл остаток этой кошмарной ночи, ставшей приговором всему хорошему, что только появилось между мной и Ликой. Вроде как просидел до утра в пустой комнате с бутылкой виски, тупо глазея на детскую кроватку. Убрать и выбросить не хватило сил.

Но сейчас, стоя перед дверью палаты, где лежит Лика, я буквально собираю себя воедино. Ей гораздо хуже, чем мне. И я должен быть сильнее, чем она.

Я неверующий. Но перед тем как повернуть ручку на двери и войти туда, мысленно прошу всех неведомых мне богов хоть как-то помочь.

В палате все такие же белые стены, шторы, мебель. Постельное на кровати тоже белое, как и больничная рубашка на полупрозрачной фигурке Лики. Поджав ноги к груди и обняв их руками, она неподвижно сидит на краю кровати. Рыжие волосы стянуты в тугой пучок на затылке.

Лика никак не реагирует на мое появление. Ни когда я вхожу в палату, ни когда осторожно сажусь рядом на кровать, стягивая с головы капюшон. Она просто смотрит куда-то в пространство перед собой.

— Рыжик, — хриплю я, бросая взгляд на жутко заострившиеся черты лица.

Хочу дотронуться до неё. Прижать к себе. Я не видел ее всего чуть больше суток, а кажется, что вечность.

Лика молчит и не двигается. Подрагивает лишь рыжая линия длинных ресниц.

— Я с тобой... — касаюсь костяшками пальцев ее щеки.

Реакции нет. Она по-прежнему где-то не здесь.

— Поговори со мной. Прошу тебя, Рыжик. О чем угодно, — прислоняюсь лбом к ее плечу.

— Только не молчи.

— Уходи, Марк, — ее слова разрывают меня на части. Дерут изнутри так, что хочется расколотить себе ребра.

Медленно сползаю с кровати, опускаясь перед Ликой на колени. Дрожащими руками обхватываю ее осунувшееся личико. Пытаюсь поймать взгляд стеклянных голубых глаз.

— Не уйду, — озвучиваю настолько твёрдо, насколько позволяет это сделать севший голос. — Я люблю тебя, Лика. Люблю, слышишь?

— Тебе больше не нужно притворяться, — нервно срывается с потрескавшихся губ. — Ничего больше нет.

— Мы. Мы есть. Посмотри на меня, — требую я. Глажу большими пальцами мраморную кожу щёк и скул, а слова срываются в натянутый хрип. — Рыжик, пожалуйста.

Но Лика отчаянно пытается вывернуться из моих ладоней. Зажмурившись, вертит головой, а ее руки с синими следами от капельниц, упираются мне в плечи.

— Уйди. Не трогай. — шипит она.

Я силой удерживаю ее перед собой. У Лики истерика. Слёзы потоком рвутся по ее лицу и жгут мне пальцы. Тянусь к ней. Касаюсь губами лба, каждого миллиметра солёных веснушек на щеках. Прижимаю к себе, и Лика просто взрывается рыданиями.

Подхватив ее на руки, бережно укладываю на кровать и сам располагаюсь рядом. К моей груди жмётся хрустально рыжая девочка. Мне страшно дышать возле нее.

Хочется с корнем выдрать себе сердце. Наживую. Вряд ли это будет больнее, чем-то, что чувствую сейчас. Это полный треш. Никогда в жизни я не ощущал себя настолько беспомощным.

& & &

Каждый день я провожу с Ликой. Просто нахожусь с ней рядом.

Глажу по рыжим волосам, когда она плачет, свернувшись калачиком у меня на руках. Заставляю есть, буквально кормя чуть ли не из ложки. Иногда мне кажется, что и дышать ее заставляю.

Мы много молчим, почти не разговариваем. А нам и не нужно. Мне хватает одного взгляда пустой бездны голубых глаз Лики, чтобы точно знать - я нужен ей.

Она спрашивает лишь единожды, зачем я здесь? Зачем прихожу? Что теперь заставляет меня быть рядом.

Мой ответ самый простой и понятный.

— Я тебя люблю.

— И ты меня не бросишь? После всего... Ты просто очень нужен мне сейчас... — вижу, как в этот момент Лика нервно теребит обручальное кольцо у себя на пальце.

— Рыжик, что бы ни случилось, мы же теперь - семья. Забыла, как в загсе давали согласие на «и в горе, и радости», — кладу свою ладонь на ее ладонь. Стараюсь улыбнуться изо всех сил.

И неважно, что в загсе я даже не слышал, что бубнила эта тетка. Пусть этих слов и не было. Значит, Лика должна поверить, что это было.