Знай одно, я всегда хотела стать единственной твоей верой,
Только, видно, не мне судьба вновь касаться твоих ладоней.
Не смотри на меня теперь, через годы и километры.
Я не выдержу и сорвусь, у неё отниму тебя.
Я опять повторяю, что ты – частичка моей вселенной.
Если что-то случится вдруг, просто знай, у тебя есть я.
Режим нон-стоп
Любовь до гроба, в одну сторону, без ответа.
Режим нон-стоп без пауз и перебоев.
Ты мой припев в песне, где нет припевов,
Ты мой прибой морской в море, что без прибоев.
Ты сигарета, которую та докурит,
Да, та, которая снимает с тебя одежду.
В меня стреляешь, но сквозь пролетают пули.
Я не святая, но любят порой и грешных.
Я не святая. И Бог говорит со мною,
Отводит пули, пущенные во гневе.
В тот день, когда меня позовёшь с собою,
Я стану воцарившейся королевой.
В тот день, который закончится так же быстро,
Как наша осень, спущенная на дно.
И вот с другой допиваешь спокойно виски,
А я смотрю за кухонное окно.
Во мне бушует вьюга, и лето в коме.
От этой боли спустила б тебя в Тартар,
Чтоб ты изведал вкус настоящей боли,
Но ты, всё, что смог и всё, что сумел отдал.
И снова, в который раз, набираешь номер.
Всё вроде бы хорошо, а на сердце – дыры.
И чувство такое, что в тысячный раз б помер,
Представив, что не тебя назову любимым.
Бросай всяких встречных и говори со мною,
Пусть после осени снова наступит лето.
Я буду самым нежным твоим прибоем.
Я буду самой длинной твоей сигаретой.
Трактир
Дни скуриваю сигаретами и прожигаю до дыр.
Твоя душа – не сады цветущие, а трактир,
Но отчего-то в тысячный раз влюбляюсь я в эту душу.
Ни стихов моих, ни мелодий моих не слушай…
А ты и не слушаешь, впрочем.
Зачем тебе белые ночи,
Что эпиграфом к самым нежным моим стихам?
Ты что-то снова куришь,
Пьёшь алкоголь и пропадаешь до утра из эфира,
А я повзрослела. Уже не зову миром,
Вселенной, галактикой…
Будь ты хоть центром Земли.
Важнее лишь то, что ты не стынешь моим,
И это всего больнее.
А я забываю месяцы, дни недели,
Сжигаю стихи, билеты в кино и ленты,
Память о том, как взглядом была согрета…
Это было давно и это было неправдой.
Я уже больше года не вижу, не слышу, не чувствую.
Небрежность твоя висит на груди наградой
За эту любовь мою,
А большего мне и не надо.
И чтобы вдруг не расплакаться,
Я повторяю:
«Будь ты хоть трижды солнцем,
Прошлое не вернётся…
Влюбляйся до одури, лист стирая до дыр.
В его сердце-не сад.
Трактир.»
Крёстная сила
Поставить крест на тебе, крест на себя, крестная сила – боль.
Хочется выпросить, выбросить, выпластаться, грея тебя собой.
Выгореть донельзя, перегореть, стать для тебя что мир.
Я ~ оголённые провода, и моё сердце – тир.
Целься в мишени со ста шагов, после попробуй с двух,
Разум мой с первой строки оглох, слух мой – он тоже глух.
Мне не утешиться коньяком, пьяным твоим «люблю»,
Ты же не любишь, а в горле ком (кажется, что блюю
Каждым твоим прошлогодним нет, летом в конце зимы,
Хочется вычеркнуть этот бред, господи, отпусти,
Хочется выорать эту боль, просто сойти с дорог…
Пусть она греет тебя собой, если со мной продрог.
Адамово ребро
Рыцарю рыцарь, царь твоему царю,
Миром помазанный, взошедший на свой престол.
Если знать хочешь, зачем с тобой говорю,
То лишь потому, что знаю – ты мной ведом.
То лишь потому, что сердце моё – стынь,
А девочке хочется бешеного огня.
Но мне и в +40, летом, в жару стыть,
Пока на плечах каменная броня.
И давит виски лавровый чужой венец,
И крест деревянный под солнцем давно усох.
Я скоро собой пополню ряды невест,
Которым твоё отчаянье – едкий смог.
Которым твой взгляд насмешливый – сувенир,
И на груди, как ладанка, твой привет.
В цари из грязи, сказочников, задир…
А я тебе стану самым коротким «нет».
А я тебе стану самым коротким «да».
Корону на голову, скипетр в твою ладонь.
Сердце горячее – вот где твоя броня.
Дом мой – любое место, где я с тобой.
Богово богу, а мне бы к твоим плечам,
Под коркою льда биться в твоё окно.
И если просить стоит раз мелочах,
То стань мне Адамом.
Я – стану твоим ребром.
Я становлюсь Маяковским
Ритмом изломанным нервно чеканя шаг,
Я становлюсь Маяковским, моя душа.
Я становлюсь Маяковским, и не спеша
В небо черчу невесомейшую из лестниц.
По табуреткам к солнцу, к верёвке из
Самой прочнейшей из простыни на карниз,
И моя жизнь – коротенький эпикриз
Тому эпизоду, где всё-таки мы не вместе.
Мне каждый нерв готов показать язык,
Когда истерю – молча дают втык,
Я нахожу пальцем на ощупь стык
Наших с тобой последних прикосновений.
Вот ты – игла, заусенец, команда, шов,
Вроде был мальчик, а смотришь – уже большой,
Я как борзая, слово – уже готов
Не принимать самых простых решений.
Руки дрожат, разум теряет нить,
За облака из ваты прошу винить
Тех, кого сам однажды призвал любить
И рисовать звёзды, чертить скрижали.
Я вывожу древней вязью последний стих,
Я замолкаю, ветер давно утих,
Я подавляю даже невинный чих,
Лишь бы глаза твои взглядом меня искали.
Я не Маяковский, просто один из тех,
Кого Вы в прошедшей жизни наприручали.
Тони, мне больно
Тони, мой город болью не обесточен,
Солнце светит ярче, пожалуй, чем
Раньше светило. Больше не ставлю точки