Две половинки луны. Там, где сбываются сны

Я не кормлю тебя лживыми нежно-фразами.

Я не пою о тебе и я не пою тебе,

Я засыпаю с мыслями о других парнях.

Спи, мой хороший, я скоро закрою дверь

В нашу мечту, где мне засыпать на твоих руках.

Спи, мой отважный, спи, и не чувствуй страх.

Распутная недотрога

Не умею покладистой, нежной, ласковой,

Я быстрее отравленной стану маской, и

В лоскуты изорву и изрежу – острыми,

Как кинжалы, взглядами. Я несносная,

Я капризная, венам твоим послушная,

Не тебе покорная, хоть и нужная.

Не тобой свободная, птица вольная,

А ты хочешь в клетку меня. И больно мне.

А ты хочешь, чтобы тебе доверилась,

Не умею, в сердце моём повесилась

Во сыром углу мать беды – тоска,

И я стала, глупая, да пуста.

И я стала тенью чужих дорог,

Донельзя распутная недотрога.

В сотый раз для тебя оставаясь первой

Не умею ласковой, только – верной.

Спасение

В мире, где вещи ценнее людской жизни,

Где без опаски и жалости убивают,

Ладони твои – единственная отчизна,

Только любовь и нежность твоя спасают.

Только заботливо плечи тобой укрытые,

Ласковый взгляд, чай горячий холодным вечером.

В мире, где счастье, слово дары зарытые

В мёрзлой земле. А больше сказать и нечего.

Делаем вид, что праздность вдруг волей случая

Стала всевышним благом, и все стремятся к ней.

Лесть – тоже благо. Мнений других – не слушаем.

Люди как вид – вымерли. Нет людей.

Всё повторяется снова и по накатанной,

Будут кривить душой, улыбаясь – скалиться.

Редкие случаи нежности – как заплаты на

Рванной душе земли. А она ломается.

Гнётся под болью времени, загибается.

Ценность людской жизни сошла на нет.

И только пока ты рядом, мне дышится и прощается,

Мой, небесами посланный, человек.

Клавиши, брют и стол

Вот престол, на престоле царь, у царя – бардак. В бардачке – бордель, бредятина, тёплый брют. И посмотришь – ну вроде царь, а такой дурак – грязный, с спутанной волоснёй – оттого и бьют.

Говорят ему: «Отче, сколько в запасе лет? Ты б сошёл с престола, побирался бы за углом». И он просто молчит и слушает этот бред, а давно уже мог послать всех, да просто влом.

Он молчит, а после – в руки берёт бутыль, забирается в дом, камнем разбив окно. Стоят в комнате клавиши, на клавишах этих – пыль. Алкоголя глоток – касается ноты до.

Вот отходов горы – это его престол. Что-то можно продать и выручить на билет. Есть машина старая, клавиши, брют и стол. Он король и бродяг, и нищих с десяток лет.

Он уехал давно б, да только никто не ждёт. Вот и ходит грязный, с немытою головой. Вот престол, на престоле царь, и ещё на год остаётся здесь – сгорбленный и больной.

У него есть клавиши, денег чуть-чуть, билет.

Только дома родного как не было, так и нет.

Repeat

Час, когда умерла вселенная, я поставила на repeat. Моё сердце – сплошные вены, и так больно, что не болит.

Мне купол неба казался ласковым, а ты – целованным тишиной. Любовь моя представлялась сказкою, а ты был больше, чем просто мой.

Ты обнимал со спины, и что-то во мне рассветами тихо плавилось. Во мне звучали стихи и ноты, а ты нашёптывал нежный вальс.

Мурашки жили своими судьбами, ластились к сильным твоим рукам. Не понимая, зачем же люди нам, я привыкала к твоим словам.

Я стала мягкой, твоей, податливой. Я разучилась держать осанку. Я жизнь свою измеряла датами с тобою вместе. Мне было сладко.

Ты мне подарком – ключи от дома. От сердца мне не отдал ключи. Я билась в двери так бестолково. Я застывала в душевной коме. ты умолял меня: «замолчи» …

Когда ты думал, что я заснула, включал нетбук и писал о ней. А я была не пустышкой – дурой. Обычной копией. Не твоей.

Ты не меня целовал в ключицы, и со спины обнимал не ты, а взрослый мальчик, кому не спится, лелеял умершие мечты. Усталый парень, кому за тридцать, искал любимую в нелюбимых. Какого черта ты мне случился?

Её повадки, характер, имя…

Татушка витая на лопатке, совместных фото пустой альбом. Мне было больно и было гадко, но это было уже потом.

Мне купол неба свинцом на плечи давил звенящею тишиной.

Я повторяю, что ты не мой, не веря в то, что хоть что-то лечит.

Но мне когда-нибудь станет легче, и я вернуться смогу домой.

Смертельный недуг

А я совсем не умею верить.

Мечтать умею, а верить нет.

Я не стою под твоею дверью,

Не оставляю случайный след,

Я не целую твоих ключиц и

Я не пишу тебе каждый день.

Всё, что могло, то уже случилось.

Не будет больше у нас. Поверь.

В моих глазницах дрожат рассветы,

А в сердце – маленькие ножи.

Ты их метал, говоря при этом:

«Попробуй с ними хоть день прожить».

А я смогла, и не день, а много,

Безумно много ночей и дней.

Была я девочкой недотрогой,

Не обнимала ничьих плечей…

А бог смеялся, глядя на строки,

Где я молилась за твой покой.

Читал мне отповедь на ночь строго,

Вновь повторяя, что ты не мой.

Кольцо на пальце, босые ноги,

Её запястья, твои глаза…

Я в них была лишь одной из многих,

Соринкой там, где она слеза.

Твои ресницы дрожат устало,

Ты молча сбрасываешь звонок.

На жизнь я целую опоздала,

Ведь ты со мной точно так же мог

Смеяться и разбивать посуду,

Стелить постель, наплевав на всех,

Орать в три ночи, что рядом будешь,

Дарить горчащий медовый смех.