Две половинки темной души

– Как он тебя трогает? – нахмурился врач.

– По-разному. Когда просто обнимает, когда гладит по груди, спине, попе.

– А целует?

– В губы и…

– И?

– Член.

Глаза психолога стали огромными.

– Ты рассказывал об этом кому-то, кроме меня?

– Нет.

– Даже матери?

– Даже сестре, она мне ближе всех. Мне стыдно за папу.

– И давно он себя так ведет?

– Не очень. Чуть больше месяца. Мы с ним на рыбалку поехали, и именно там он сделал это впервые.

– Потрогал тебя?

– И поцеловал. Попросил, чтоб и я его… Но я не захотел. Мы поругались. Он не подходил ко мне какое-то время. Щупал, да. Но не целовал. А вчера пришел домой пьяный и снова сделал это. А потом положил меня на живот и велел расслабиться. Но я не мог. Заплакал и убежал. И вот теперь я у вас. Прошу совета.

– Ты должен будешь рассказать все еще кое-кому.

– Сестре?

– Нет, людям из органов опеки. Над тобой совершалось сексуальное насилие, этого нельзя оставлять ненаказанным.

Дэн понимал, какую кашу заваривает. Примерно представлял последствия своего «акта мщения». Знал, что пострадает не только отец, но и мама, и сестра, и он сам. Но жажда крови была в нем сильнее всего остального, даже инстинкта самосохранения. Поэтому он ответил доктору:

– Раз вы считаете, что так нужно, я расскажу.

Вечером к ним домой нагрянули полицейские и государственные служащие, занимающиеся защитой детских прав. Отца заключили под стражу и увезли в участок. Маму и сестру подвергли допросу. Дэна, естественно, тоже. И он повторил все, что рассказывал психологу. Только добавил еще, что видел, как папа занимался сексом со своим лучшим другом Биллом. Чтоб и тому досталась порция позора!

Дэн был очень убедителен. Он справился с ролью жертвы сексуальных домогательств так великолепно, что ему поверили все! Не только полицейские и соцработники, но и сестра с матерью. Обе встали на сторону Дэна. Поддерживали его, а не отца и мужа, чем нанесли тому глубочайшую травму. От нервного напряжения он захворал и отправился в тюрьму (ему дали два года) больным человеком. Там же и умер. Но Дэн и Мэри не узнали об этом, потому что тогда уже жили в семье новых опекунов. Их мать наложила на себя руки сразу после завершения процесса. Не смогла пережить позора. Детей отдали в другую семью.

В том, что он оболгал отца и свел тем самым в могилу его и мать, Дэн сестре так и не признался. Это была его единственная тайна. И далеко не единственный грех. Вот только за этот ему было не совестно. Отец получил по заслугам. А мать… Что ж, сама виновата. Нечего связываться с геем и служить ему ширмой. И тем более накладывать на себя руки, когда этот факт стал всем известен.

Когда мать умерла, Дэн понял, что совсем не любил ее.

Никого, кроме Мэри… Его половинки.

Глава 16

Ночь опустилась на бывшую турбазу, а ныне загородный клуб. Фонари горели только над воротами и рестораном – хозяева экономили на электричестве. Все равно все гости клуба спят, так зачем впустую переводить деньги?

Но спали не все…

Илья сидел на земле, привалившись спиной к стволу сосны, и смотрел на луну. Хотелось задрать голову, выгнуть шею и завыть по-волчьи.

Он не только не поспал, даже не прилег. Слонялся по той части территории, которая была заброшена. Во времена его детства здесь располагались футбольное поле и открытый кинотеатр. Последний уже тогда не работал, и экран был весь истыкан и исписан неприличными словами, а по полю мальчишки каждый день гоняли мяч (не Никитины – другие). Сейчас же это был просто вытоптанный пятачок среди леса, частично засыпанный пожелтевшей хвоей и шишками. От просмотрового зала остались лишь пеньки, иначе говоря, ножки от лавочек. На них Илья когда-то тоже вырезал свое имя. При нем всегда был перочинный ножик. Его ему отец подарил, когда был еще человеком, а не существом, полным дерьма и денатурата. Илья обожал свой нож. Но потерял его… Именно на этой турбазе.

Стоило вспомнить об этом, как что-то хрустнуло под ногами. Илья думал, ветка треснула, но все же наклонился, чтобы посмотреть…

Нож! Его нож, потерянный много лет назад. Илья хотел поднять его, но брезгливо отдернул руку, едва коснувшись залитой цветной органикой рукоятки.

Нет! Хватит с него ножей. Именно они принесли ему столько несчастий.

Он сел на землю, привалился спиной к стволу сосны и стал смотреть на луну. Он пристрастился к этому в тюрьме. Когда-то Илья много читал. Был любимцем заведующей городской детской библиотекой. Она его даже в святая святых пускала – в хранилище. И вот в одной из книг (название забыл за давностью лет, но, кажется, ее написал Карнеги) Илья наткнулся на замечательную фразу. Смысл ее сводился к тому, что, даже глядя сквозь тюремную решетку на улицу, можно видеть ее, решетку, а можно – бескрайнее звездное небо и луну…

Когда Илья оказался на зоне, вспомнил ее и стал вечерами смотреть в окно, стараясь не замечать решетки, а только бескрайнее небо и луну…

На четвертый год заключения ему стало это удаваться.