Две половинки

– Я не жалею. Я рад тебя слышать.

«И очень хотел бы увидеть!» – подумал он.

– Слушай, – разрешила Стаська.

«Лучше бы ты хотел меня видеть!» – не сказала она.

– К сожалению, не могу, время ограничено.

– Тогда пока! – решила прекратить эту пытку Стася.

Ей хотелось спросить: «Ты еще позвонишь?»

– Пока! – попрощался Степан.

Ему хотелось сказать: «Я еще позвоню».

Но она не спросила, и он не сказал…

– Степан! – вдруг позвала Стаська.

– Да!

– Ты единственный, кто может там со всем справиться! Никто больше!

И нажала отбой.

Он посмотрел на трубку в руке, медленно нажал кнопку отбоя, так же медленно, не сводя взгляда с большой тяжелой трубки с толстой откидной антенной, положил ее на табурет у кровати. Посидел так минуту.

Лег, повернулся на бок и мгновенно уснул.

Проснувшись на следующий день утром, Стаська кое-как умылась и понеслась к тетке. Девушка летела на крыльях, улыбалась, как душевнобольная, и орала, припрыгивая от радости на весь подъезд, когда тетушка открыла дверь:

– Он позвонил!!! Он позвонил!!!

– Что и следовало ожидать, – невозмутимо высказалась княгинюшка, пропуская гремящую радостью несказанной племянницу в квартиру.

Два дня Стаська не могла толком ничего делать – она ждала! Она летала по квартире, пританцовывая, улыбалась и ждала следующего его звонка или приезда!

Дни капали, и тишина с той стороны пугающе и отрезвляюще сгущалась!

Радость перешла в недоумение, за которым настала трезвая оценка. Стася прокручивала в голове их разговор сотни раз – все слова, интонации, вздохи, молчания, недоговоренности, и призналась себе, что все правильно услышала и поняла – он не позвонит больше!

Что она себе придумала?! Он не позвонит и не появится в ее жизни!

На седьмой день, рано утром, после отупляющей бессонной ночи, Стаська встала с кровати и громко, на всю квартиру прокричала:

– Все, Больших!! Иди ты к черту!!

Через несколько дней они с Симой и Зоей Михайловной улетели в Вену.

Каждое утро Стаська просыпалась и говорила себе:

– Я не буду о нем думать! Я буду радоваться жизни!

И после произнесенного заклинания старательно начинала «радоваться жизни». Зимняя Австрия, долгие прогулки по городу, тихие уютные кафе с интеллигентными выхоленными стариками, просиживающими часами за столиками с чашечкой кофе и невероятно вкусными десертами – европейская благость. Осваивающая австрийскую кухню Зоя Михайловна, закармливающая семью разнообразными вкусностями, ночные «девичьи» посиделки и долгие разговоры с мамой и Симой, поездка в высокогорные Альпы, катание на горных лыжах, премиленький домик в окружении величественных сосен, прилагающиеся к отдыху развлечения – катание на санях, вечерние программы в ресторанах с кучей вездесущих русских туристов.

Красота!

Не отвлекло…

Не проходило, не забывалось и болело!

Когда летели назад, в Москву, Степан улыбался всю дорогу, вспоминая их разговор.

«Ты знаешь, сколько времени в городе Москве?»

Как она поняла, услышала его без слов и сказала единственно правильные слова, которых он, не понимая, не осознавая, ждал от нее, и эта Стаськина убежденность, встряхнувшая его:

«Ты единственный, кто может там со всем справиться! Никто больше!»

«Умница ты моя!» – улыбался Степан своим мыслям.

Он рвался к ней, торопил самолет, события. Все! Хватит глупостей – только с ней! Вдвоем!

Какие такие страхи?!

Почему он уверен, что непременно будет плохо? Что все закончится расставанием – глупым, тяжелым?

Нет, нет – со Стаськой все по-другому! Так, как не было еще никогда у него, и не будет ни с кем – только с ней!

И Анька права сто раз!

С какого перепуга он решил отказаться от единственной женщины?! Что за бред?! Помутнение мозгов? Или он собака академика Павлова, чьим именем названа улица, на которой Степан Больших проживает – один раз шибануло, так на всю жизнь рефлекс?!

Больших давно уже мало чего боялся в жизни.

Неожиданно он вспомнил, как работал в больнице в экстренной хирургии.

Времена были темные – грохочущие девяностые.

В стране шла широкомасштабная гражданская война, с активным отстрелом конкурирующих сторон, с массовым занятием любимым национальным видом спорта – бег с награбленным.

Не проходило ни одной ночной смены, чтобы не привезли огнестрел.

Тяжелый, разумеется, а часто летальный.

Хлопчики в малиновых пиджаках, в «голдье», оттягивающем шею и запястья – бритоголовые, накаченные, уверенные в своей исключительной вседозволенности, подкрепленной стволами в кобурах, привозили подстреленных братков, начиная свое появление в больнице с требований, выраженных громким матом.

Сколько раз на Больших наезжали, приказывая спасти братана, и пистолетом грозили, за грудки хватали, а после совали пухлые конверты с долларами.

Он не брал никогда.

Спокойно, но жестко, безапелляционно объясняя, что лечит всех без денежных исключений. Степан четко понимал: стоит раз взять, и, по искореженной бандитской логике, он станет их доверенным врачом на зарплате.

А это со-о-овсем другая музыка.

Но, как выяснилось немного позже и при весьма непростых обстоятельствах, за него брала Надежда.