Две повести о тайнах истории

На первый взгляд рассказ Нишабури был не более чем легенда, повествующая об отдаленных временах первого заселения бухарского оазиса, то есть о временах, отстоявших даже от Нершахи и Нишабури не на сотни, а по крайней мере на тысячу лет. Вначале, как передает рассказ Толстов, шло описание, «как на месте болотистой низины, постепенно заносившейся отложениями несомой горными потоками почвы, образовался плодородный оазис, куда начали собираться со всех сторон люди и где впоследствии возникла Бухара», а затем повествовалось следующее:

«Люди, приходившие сюда из Туркестана, селились здесь, потому что в этой области было много воды и деревьев, были прекрасные места для охоты, все это очень нравилось этим людям. Сначала они жили в юртах и палатках, но потом стало собираться все больше и больше людей и стали возводить постройки. Собралось очень много народу, и они выбрали одного из своей среды и сделали его эмиром. Имя его было Абруй. Самого города еще не было, но уже было несколько деревень… Большое селение, где жил сам царь, называлось Пейкенд… По прошествии некоторого времени власть Абруя возросла, он стал жестоко править этой областью, так что терпение жителей истощилось. Дихканы и богатые купцы ушли из этой области в сторону Туркестана и Тараза, где выстроили город и назвали его Хамукат, потому что великий дихкан, бывший главою переселившихся, назвался Хамук… Вообще бухарцы «хамуками» называют вельмож.

Оставшиеся в Бухаре послали к своим вельможам послов и просили защитить их от насилий Абруя. Вельможи и дихканы обратились за помощью к царю турок, по имени Кара-Джурин-Турк, которого за его величие народ прозвал Биягу. Биягу тотчас послал своего сына Шири-Кишвара с большим войском. Тот прибыл в Бухару, в Пейкенде схватил Абруя и приказал, чтобы большой мешок наполнили красными пчелами и опустили туда Абруя, отчего он и умер.

Шири-Кишвару очень понравилась завоеванная им страна, и он послал своему отцу письмо, в котором просил назначить его правителем этой области и разрешить ему поселиться в Бухаре. Вскоре он получил ответ, что Биягу отдает ему область.

Шири-Кишвар отправил посла в Хамукат, чтобы он уговорил вернуться на родину всех бежавших из Бухары с их женами и детьми. Он написал грамоту, в которой обещал, что все возвратившиеся по его приглашению в Бухару станут его ближними людьми. Это обещание было вызвано тем, что все богатые купцы и знатные дихканы выселились, а нищие и бедняки оставались в Бухаре.

После этого бежавшие в Хамукат возвратились на родину, в Бухару, а оставшиеся в Бухаре бедные люди стали слугами возвратившихся из Хамуката. Среди последних был один великий дихкан, которого называли Бухар-худат, потому что он происходил из древнего дихканского рода (бухар-худат — царский титул в Бухаре, равнозначный хорезмшаху в Хорезме. — Руд. Б.). Земельные участки большей частью принадлежали ему, и большинство этих людей были кедиверами[8] и слугами его».

Дальше текст повествует о том, что Шири-Кишвар основал город Бухару и ряд селений… что он царствовал 20 лет и его сменил другой царь, также основавший ряд селений…[9]

Мнение об этом отрывке сложилось в историографии такое: это легенда, не отражающая никаких конкретных исторических событий. Даже те немногие ученые, которые все же склонны были прикрепить изложенные в отрывке события к какому-то более или менее определенному времени, и те не делали дальнейших выводов: не пытались проникнуть, в суть описанных событий.

Между тем Толстову сразу бросилось в глаза, что отрывок перечисляет ряд собственных имен: Кара-Джурин-Турк, Шири-Кишвар, Абруй. Почему не попробовать отыскать эти имена еще в каких-нибудь источниках? Ведь, в случае удачи, тогда по меньшей мере появилась бы возможность сличить разные материалы! И вряд ли оказалось бы так, что ни один из них не помог бы лучше разобраться в других. Толстов находил, что легенда, столь отчетливо делящая общество на богатеев-купцов и нищих, на знатных дихканов и бедноту (пусть она даже только легенда!), вообще стоит того, чтобы не пожалеть на нее времени!

Снова и снова он наталкивался на равнодушие буржуазной историографии ко всему, что хоть как-то могло осветить борьбу угнетенных масс против своих угнетателей.

Поиски пришлось направить прежде всего в китайские хроники — в летописи Суйской и Танской династий. Цари этих династий имели связи с тюркским каганатом — государственным образованием кочевых тюркских племен, с их вождями — каганами этого союза; а ведь отрывок прямо говорил о вмешательстве «царя турок».

Но возникла большая трудность: дело в том, что китайцы писали свои хроники иероглифами, а не фонетическими письменами, и в результате личные имена оказывались переложенными на китайский так, что чаще всего трудно было даже догадаться, о каком имени идет речь.