Две повести о тайнах истории

Ведь как происходит дело? Спускается археолог на дно раскопа, копает землю лопатой (или ножом, если боится, что лопата — чересчур грубый инструмент для вскрытия показавшейся или предполагаемой находки, или даже хирургическим ланцетом). Перещупывает пальцами каждый комочек отваленной почвы, пересматривает каждую пылинку ее.

Теперь проверенная земля больше не нужна, она начинает мешать. Однако куда ее деть? Вывалить за край котлована? Это не так просто: котлован ушел на глубину больше семи, скажем, метров. Проделывать из-за каждой лопаты путешествие по стремянкам вверх и вниз не слишком продуктивно — научный работник превратится в носильщика.

Тогда, может быть, поручить это дело рабочим? Но они и так заняты: ведут черновой просмотр раскопанной земли. Чуть заметят в ней что-нибудь необычное, сейчас же прекращают дальнейшую работу, чтобы не потревожить находку, и зовут научного сотрудника экспедиции.

Значит, кроме таких рабочих, завести еще и специальных носильщиков земли?

Невозможно: это создаст толчею в раскопе, при которой, не ровен час, откопанную вещь нечаянно обратят в прах.

Так как же все-таки избежать непроизводительной траты сил? Тем более если учесть масштаб раскопок: самые большие в мире; свыше 10 тысяч кубометров вынутого грунта; а по площади — целый квартал древнего города.

И Арциховский пошел на смелое новшество: впервые применил на археологических раскопках скиповые машины и транспортеры. В результате вместо пяти процентов времени научные работники его экспедиции получили возможность тратить на чистое вскрытие культурного слоя 75 процентов времени!

Но все же и сейчас нельзя отличить научных сотрудников по внешнему виду от рабочих: все одинаково перепачканы грязью, все одинаково загорелые, и так же около каждого — одинаковая кучка проверенной земли. Человек осторожно, всего на несколько сантиметров, втыкает лопату в грунт и легонько отваливает землю. Затем, забирая в руки неполную пригоршню ее, перещупывает каждый комок пальцами, а напоследок, на всякий случай, еще перетирает. Ограничиться проверкой только на глаз нельзя: а вдруг в самую середину комочка забралась какая-нибудь бусина? Или монетка? Или даже крохотный кусочек скорлупы грецкого ореха?

Хотя невелика вроде прибыль — найти пустую скорлупу грецкого ореха, но ведь она рассказывает о том, что попала в Новгород из Средней Азии!

И только по одному можно безошибочно отличить научного работника: он не расстается с полевой книжкой. В ней и записи координат, отмечающих каждую находку, и догадки о назначении и смысле ее, если не сразу видно, что она собой представляет, и зарисовки. Далеко не все, конечно, попадает в печать из этих тетрадей, но все записи из них будут обсуждены на регулярных общих собеседованиях научных работников и студентов, занятых в экспедиции, и внимательно изучены руководителями работ. Одному человеку не под силу раскопать целый квартал города, да еще сделать при этом необходимые науке записи обо всех подробностях, сопутствовавших каждой находке и, следовательно, проливающих на нее дополнительный свет. С этим может справиться только коллектив. Но это, конечно, нисколько не исключает того, что каждый член коллектива, кроме того, что обогащает своим трудом разработку основной темы раскопок, заданной руководителем — в данном случае профессором Арциховским, — имеет полную возможность заняться еще и собственной научной темой. Больше того: коллективная работа всячески способствует этому.

Например, диссертация уже упоминавшегося нами заместителя А. В. Арциховского — Б. А. Колчина, историка и в то же время инженера, — о металлургии в древней Руси более всего опирается на новгородские находки. Новгород дал Колчину неоценимый материал для выводов: он сам, как и его товарищи по экспедиции, обнаружили здесь и домницы, и горны, и кузницы, и множество металлических предметов. Трудно перечислить даже основные из них — таково их разнообразие: наковальни, молоты, молотки разных видов, щипцы, зубила, напильники, ножи, всякого рода скобы, серпы, косы, сошники, гвозди, весы, гири, замки, броня, кольчуги, мечи, сабли, боевые топоры и т. д. и т. п.

Вообще «…железо и сталь в жизни древнерусских людей имели широкое распространение и многообразное применение. Основные орудия труда земледельца и строителя были сделаны из железа и стали. Весь инструмент многочисленных ремесленников был из железа и стали, как и все оружие воинов…

Поэтому изучение истории техники добычи и обработки металла имеет исключительный интерес для понимания процесса экономического развития древней Руси»[21].

Но в свете этого не менее показательно и то, что среди новгородских ремесленников больше всего мастеров было занято обработкой металлов — производством, которое определяло развитие и уровень всех прочих ремесел.