Две повести

Следующий раз она пришла, когда все обедали. Галя засмеялась и от радости стала толкать Наташу. Но тетя не подошла к Гале. Постояла, посмотрела и ушла. Кажется, ни кто не заметил ее короткого нежного взгляда, брошенного на Наташу. Только сама Наташа перехватила этот взгляд. Но Галя стала скучной. Что-то неладное почувствовали и другие дети. Самый смелый из них, Вовка, вдруг спросил тетю Фаню:

— Это чья мама приходила?

Тетя Фаня почему-то рассердилась и сказала, чтобы к ней не приставали с глупыми вопросами.

Наташа и Галя не говорили о ней между собой. Да и не смогли бы они выразить малым запасом слов то, что чувствовали. А чувствовали они многое. Галя теперь уже не надеялась, что тетя будет ее мамой, но все-таки ждала ее прихода. Ждала и Наташа.

Если дети гуляли в садике, то обе девочки часто смотрели на калитку, не появится ли она. Если были в доме, постоянно выбегали из комнаты, смотрели с площадки вниз, на входную дверь.

Она появилась во время завтрака, утром. Пришла вместе с Раисой Яковлевной, как в первый раз.

Эти взрослые люди, доктор Раиса Яковлевна и Ирина Андреевна, были убеждены, что умеют владеть собой. Но дети сразу поняли, что не случайно так торжественно-строга Раиса Яковлевна и так взволнована пришедшая с ней тетя. И то, что не Галя была в центре внимания, это тоже стало понятно.

Когда подали второе, Галя вдруг заплакала. Никто ее не обижал, а она заплакала. И, хотя Галя плакала без видимой причины, тетя Фаня и Раиса Яковлевна не рассердились на нее. Только Раиса Яковлевна переглянулась с тетей, и та ушла.

Вот тут заплакала Наташа. Положила голову на стол и горько зарыдала. Раиса Яковлевна подошла к ней:

— Ну что ты плачешь, Наташа? Может, заболела? Пойдем, я тебя посмотрю и температурку померяю.

Там, в кабинете Раисы Яковлевны, сидела она и тоже плакала. А когда увидела Наташу, взяла ее, посадила к себе на колени и сказала:

— Наташа, я твоя мама. Поедем к папе, он нас ждет.

Наташа прижалась к ней и обняла ручонкой за шею.

Раиса Яковлевна ушла, и они остались одни. Наташе было очень хорошо. Она трогала руками кружева на блузке, а мама рассказывала, как долго она искала ее, свою дочку, и как будет рад папа. Тут же она показала его карточку. Папа Наташи военный. Он умеет строить самолеты.

— Ты его помнишь, Наташа? — спросила Ирина Андреевна.

— Да, — ответила девочка.

Наташа ответила искренне. Она ждала папу, хочет к нему поехать. А значение слова «помнишь» она не понимала.

Наташе было немногим больше трех лет, и она скоро забыла дом с тетями в белых халатах. Забыла свою подружку Галю. А вот как она сидела на коленях у мамы, слушала ее нежные, ласковые слова — это видение осталось у нее в памяти на всю жизнь.

Ирине Андреевне тоже на всю жизнь запомнился этот час. Беспомощность маленького существа, полное, безоговорочное доверие к ней, назвавшейся матерью, тепло мягких ручонок — все это навеки привязало ее к девочке, наложило обязанности, выполнение которых стало святым ее долгом.

Теперь заполнена брешь, образовавшаяся в ее жизни со дня смерти Сережи.

Глава III

Ирина Андреевна только тогда сказала Наташе «я твоя мама», когда все уже было решено: документы об удочерении, метрическое свидетельство Наташи и железнодорожный билет до Москвы лежали в ее сумке.

Провожая Ирину Андреевну в Ленинград, Антон Иванович дал ей адрес и телефон их давнего друга, Сергея Алексеевича Колесова.

— Ты обязательно ему позвони. Нужно будет — он тебе во всем поможет. И как врач даст хороший совет.

Когда все выяснилось с родственниками Наташи и предстояла сложная процедура оформления, Ирина Андреевна позвонила Сергею Алексеевичу и попросила его как можно скорее зайти к ней.

В тот же вечер он приехал.

— Ирина, милая! Как я рад, что вижу тебя! Ай-ай, височки-то как побелели! Но все такая же хорошая, уютная… Что у тебя случилось?

— Сережа! — волнуясь, заговорила Ирина Андреевна. — Мне очень трудно обо всем рассказывать, и давай договоримся — не сочувствуй и ни о чем не спрашивай. Иначе расплачусь и не остановлюсь… Всё, договорились. Так вот. Наш Сережа умер. По пути в Казань… Теперь я беру себе дочку. Из яслей. Ты не нужен мне как врач. Я знаю, девочка очень слабая, больная, но вопрос этот решен. Ты мне нужен как друг, помощник. Помоги все оформить, удочерить Наташу.

— Пожалуйста! Ну конечно, все, что могу, сделаю, Иринушка! Ты всегда была человеком необыкновенной души! Ты совершаешь подвиг…

— Глупости, Сережа! Какой подвиг? Это теперь-то, когда столько людей отдали свою жизнь на фронте и вот здесь, в Ленинграде! Взять обездоленного ребенка и воспитать его — разве это подвиг? Материнское чувство — это естественное чувство женщины. Чем радостнее будет жизнь ребенка, тем счастливее наша, моя и Антона. Я не понимаю и осуждаю людей, которые, взяв ребенка на воспитание, стараются рекламировать это, представить как подвиг.

Сергей Алексеевич поднял руки вверх:

— Сдаюсь! Сдаюсь, и баста! Молчу. Говори, что надо делать.