Две сестры

Вечером, уложив Лили спать, они втроем сели ужинать. Матильда рассказала о прочитанной книге и начала задавать Фредерику вопрос за вопросом. Сначала Агату даже обрадовал этот интерес сестры к новому сюжету. Она подумала, что любознательность – полезный этап на пути к выздоровлению: чтобы почувствовать себя лучше, необходимо включить остальной мир в сферу собственной жизни. Однако через какое-то время она почувствовала легкое раздражение: этот диалог некоторым образом держал ее на расстоянии. И понятно отчего – она никогда не питала интереса к научным темам. В ее понимании, все дело сводилось к простой эволюции явлений, к прогрессу науки и развитию новых технологий. История человечества зиждилась на переходах от низших ступеней развития к более высоким, и она не допускала мысли, что данный переход должен привести – как любили выражаться узкие специалисты – к неведомому (а значит, опасному?) прорыву в будущее.

– Наконец кто-то интересуется тем, что я делаю! – воскликнул Фредерик радостно, как мальчишка, с которым кто-то согласился поиграть.

Он чуть не прыгал на стуле от восторга. В сущности, он был похож на любое человеческое существо: ему нравилось, когда к нему проявляли интерес. Люди, умеющие задавать вопросы, наиболее удачливы в жизни. А интерес Матильды был тем более искренним, что бо`льшая часть книги была посвящена школьному обучению. Там говорилось, что люди, не одолевшие школьную программу, то есть самые необразованные, самые неквалифицированные, постепенно будут становиться париями общества. Искусственный интеллект неизбежно оттеснит их на обочину жизни.

– Ну а ты, конкретно ты, над чем работаешь? – спросила Матильда.

– У нас множество клиентов – в основном руководителей предприятий, – которые обращаются к нам за моделирующими устройствами, чтобы своевременно подготовиться к нововведениям.

– Неужели это будет так скоро?

– Ну вот тебе пример: один очень большой банк собирается упразднить должность финансового консультанта…

– Какая прелесть! – воскликнула Агата. – Значит, мало того что меня исключают из разговора, я вдобавок узнаю, что скоро потеряю работу?!

– Ну-ну, не преувеличивай, – успокоила ее Матильда.

– Ладно, что бы там ни было, а я устала как собака. Иду спать!

И Агата вышла из комнаты.

Матильда и Фредерик недоуменно переглянулись, не понимая, какая муха ее укусила. А на самом деле произошло следующее: Агата впервые почувствовала, что сложившаяся ситуация требует скорейшего разрешения. Ей приходилось заботиться о Лили, работать, покупать продукты, готовить, не получая от этого никакого удовольствия. И вот теперь Фредерик, который не испытывал ни малейшей благодарности за все, что она делала (хотя, может быть, она отвечала ему тем же), ведет любезные разговоры с Матильдой, восхищаясь ее жалкими обрывками сведений об искусственном интеллекте, словно достаточно было пробежать глазами какую-то книжонку, чтобы поразить его своей эрудицией. Еще бы, поймать его на такую удочку проще простого.

Но было и еще одно: Агата приметила во взгляде мужа особую искорку. Ту самую искорку, которую давно уже не видела, когда он обращался к ней. Она вдруг вспомнила первые месяцы их совместной жизни: как они тогда разговаривали часами, как восхищались каждой мелочью из жизни друг друга! И ей стало грустно при мысли, что это родство душ почти умерло.

13

А Матильда впервые за долгие недели уснула спокойно. Ей сразу полегчало после того, как она приобщилась к чему-то новому, а главное, с ней уже не разговаривали как с больной. Когда человек страдает, окружающие смотрят на него как на взрывное устройство и обращаются с ним так осторожно, словно боятся, что красный проводок и синий проводок вот-вот сомкнутся и взрыв все разнесет в клочья.

Вечерний разговор был просто захватывающим; Матильде вообще всегда нравилось беседовать с зятем; ей очень импонировала его увлеченность своей профессией. Такое встречалось все реже и реже: человечество относилось к своей истории с возрастающим равнодушием: переизбыток информации во всех областях жизни убивал в людях энтузиазм, способность восторгаться достижениями прогресса. Особенно явно это демонстрировали дети: они воспринимали мультфильм как должное, смотрели его с пресыщенным видом – более того, могли в самом интересном месте отвернуться от экрана и заняться чем-то другим, не возводя в культ это зрелище. Прежние ребятишки весь день с нетерпением ждали, когда им включат телевизор и покажут «мультик». А нынче бесконтрольный доступ к любой технике привел к катастрофической деградации любознательности, жажды нового. Подобные энтузиасты стали редки, как рыцари былых времен, за ними буквально охотились. И Фредерик принадлежал к их числу.

14