Две силы

По верхушкам тайги, как предтеча дождя, прошёл глухой и тревожный ветер. За ветром последовали капли дождя, сначала редкие, а потом всё чаще и чаще. Стёпка ещё раз освидетельствовал свой бивуак: нет, все было в самом лучшем виде, даже и костра дождь не зальёт. На костре добулькивал котелок с изумленным налимом. Лыско подобрался под навес гигантской ели я смотрел на Стёпку сочувственным взглядом. Стёпка, наконец, приступил к учёту своего имущества. В чемоданчике оказалась всякая ерунда: бельё, мыло, бритва; не стоило и тащить. Но портфель не обманул Стёпкиных ожиданий, в нём в самом деле оказалась бутылка, и не какая-нибудь, а литровая. Откупорил бутылку, от жидкости явственно несло водкой и не какой-нибудь, а особенной, такой водки Стёпка ещё не видывал. Стёпка отхлебнул: ох, здорово – и крепко, и вкусно. Там же оказались коробки три консервов, патроны к пистолету, ещё бутылка, поменьше, Стёпка проанализировал и её, в бутылке оказался спирт. Был бумажник, толстенный такой, здоровый, и в бумажнике – целая уйма денег, такой уймы Стёпка в жизни своей не видал. Он стал считать, но скоро сбился. Потом был какай-то конверт из хорошей плотной бумаги.

Большой эрудицией Стёпка не отличался, и надпись на конверте мог разобрать только по складам: “Совершенно секретно. Товарищу Кривоносову”. “Комиссар”, – подумал Стёпка. Стёпка открыл конверт. Там было несколько бумажек. На одной из них, побольше и поплотнее, стояли в углу малопонятные буквы: НКВД и СССР. В другом углу была наклеена фотография мужчины лет тридцати пяти, вооруженного небольшой русой бородкой, серыми пристальными глазами и, вообще, очень образованным видом. Стёпка стал разбирать бумажку. Из её содержания Стёпка с большой затратой умственных способностей выяснил, что за поимку изображенного на фотографии дяди, Валерия Михайловича Светлова, советская власть дает награду в…. рублей. Рублей было что-то очень много: стоял кол и около кола Стёпка насчитал пять нулей. Попытки перевести эти пять нулей в привычную для Стёпки водочную валюту окончились неудачей. “Тут, должно быть, столько-то тысяч”. Тысяча была предельным математическим достижением Стёпки. “Если, скажем, на тысячу идёт сто литровок, то куда же я такую уйму дену? Перебьётся по дороге”.

Дальше следовало подробное описание фотографического дяди: рост – выше среднего, в скобках стояло 182 см. Потом шёл нос, рот и всё такое. Было также сказано о том, что лицу, указавшему на возможное местонахождение указанного Светлова будет выдана половина награды, даже половина выходила за пределы Стёпкиного воображения. “Вот этакого глухаря подцепить бы”, – подумал Стёпка, но сейчас же отбросил мысль, как явно непригодную ни для чего…

Были ещё какие-то бумажки, из них Стёпка не мог понять уж вовсе ничего.

Человеческая мораль устроена довольно капризно. Для готтентота, например, чужая украденная корова составляет благо, а своя украденная – зло. Чуть-чуть выше стояла мораль товарищей Вронского: карточные долги людям платить нужно было обязательно – это были долги чести. А трудовые долги бедным людям, например, портному, можно было не платить – это не были долги чести. Стёпкина мораль была где-то посередине. Подстрелить в тайге человека было вполне позволительно, но выдать какого бы то ни было человека какой бы то ни было полиции казалось Стёпке истинно чудовищным преступлением, попиранием всех божеских и человеческих законов. Поэтому Стёпка совсем было собрался бросить в костёр и конверт, и бумажки, но потом по таёжной привычке подбирать всякую дрянь (мало ли на что может пригодиться!) засунул их обратно в портфель.

Уха была готова. Дождь начинал лить, как из ведра. Стёпка стал устраиваться так, чтобы переход от бодрственного состояния ко сну потребовал бы наименьшего количества усилий. Водка была очень хороша, ишь, как в нос шибает. Настроение было радостным и светлым. Если бы философы всех эпох и народов мира имели бы возможность заглянуть в эту таежную яму, они обнаружили бы в ней совершенно счастливое человеческое существо. Стёпка хлебал уху и коньяк и предавался мечтаниям.

– Вот, брат Лыско, теперь мы, значится, заживём с тобой на самый полный ход! Будем, брат, глухарей бить, рыбу ловить, и по тайге шататься от коопа к коопу. Жаль только, что бидона нету, бутылка того и гляди разобьётся, а то бы прямо в бидон литров так с десять. Ничего, Лыско, и бидон раздобудем, ты, брат, не тужи, всё будет. А зимой к куму подадимся. У кума, брат, благодать – заимка, ульи есть, самогон из меду гонят, замечательный, брат, самогон, вот, вроде этой водки.